Зухра Абдул

Одна ночь накануне любви

- Ты похожа на мультяшного львёнка, - шепчет он, зарываясь лицом в её пушистые волосы, от которых исходит едва уловимый нежный аромат.
- Это «я на солнышке лежу» что ли? – деланно пугается она.
- Ага, - он покрывает её шею поцелуями.
- Щекотно, перестань, ну прекрати … А ты не первый мне это говоришь.
- А кто первый? – он приподнимается на локте. – Чёрт, я уже ревную !
- Это дочка моя, как вымою голову, так начинает прикалываться, - счастливо смеётся она и переворачивается на бок.
- А сколько ей, наверное, 5 или 7? Она похожа на тебя? – допытывается он.
- Она моложе тебя на пять лет, - тихо говорит она.
- ???
- Да, я старше тебя на целую вечность, скажем, как Деми Мур своего Эштона Катчера. Ты удивлён?
- Нет, ты просто никогда не говорила ни о дочери, ни о том, сколько тебе лет. Пока я тебя не видел, я, конечно, предполагал кое-что. А сегодня подумал, что разница между нами лет в пять-шесть, не больше.
- Спасибо, что так омолодил меня. Скажи, теперь, когда ты знаешь правду, это смущает тебя? – она напряжённо всматривается в его лицо.
- Нисколько, - отвечает он, тихонько целуя её в краешек губ.

… Они познакомились два месяца назад, бороздя бескрайние просторы
Интернета. Переписывались, с изумлением открывая для себя общие черты, поражаясь схожести мыслей. У обоих в обычной жизни были привязанности, безответность чувств и это их во многом сблизило. Сначала он захотел её увидеть. Попросил о встрече. Она испугалась. «Извини, не хочу новой боли». Потом она призналась, что могла бы полюбить такого мужчину, как он, что не исключает каких-то отношений в будущем. Не поверил. Долгие споры «а надо ли нам это?» и «ничего хорошего из этого не выйдет», письма, по нескольку в день, сделали своё дело. «Приглашаю тебя на смотрины», - прочитал он вчера.

А сегодня они увидели друг друга в первый раз. Он, молодой красивый
парень, с брутальной щетиной, и она, стройная женщина бальзаковского возраста, из тех, что с годами не блекнут, а становятся всё привлекательнее.
- Ну, давай оценивай, пока я сквозь землю не провалилась, - шутит она, тщательно скрывая свой мандраж.
- Ты красивая, очень красивая, - говорит он внезапно охрипшим от волнения голосом.
Полчаса в маленькой кафешке, глаза-в-глаза, смущение открытия друг друга заново, - и вот они вместе, на съёмной квартире …

Она кладёт ему голову на плечо:
- Я посплю немного, ладно?
- Спи, мой львёночек, - он ласкает губами маленький розовый сосок своей негаданной подруги.
Засыпая, она совсем по-детски улыбается. От её длиннющих ресниц на бледные щёки трепетно падает тень. Он целует её во вздрагивающие веки с просвечивающимися тонкими голубыми сосудиками, бережно проводит по её лицу сильной рукой и шепчет:
- Девочка моя, родная …

Она открыла глаза. В квартире было тихо. Рядом никого. Накинув
простыню, заглянула в ванную, на кухню. Ушёл. Испугался. Даже не попрощался. Она села на кровать, подобрала под себя босые ноги, и сдерживая подступающие слёзы, закрыла глаза.
- Холодно, как холодно. Ну зачем ты так, мальчик мой? Ведь всё было так красиво. Боже, какая я дура … - слёзы капают на застиранную простыню, на голые тонкие руки, горячие, злые слёзы разочарования.

В дверях щёлкнул открываемый замок.» Наверное, хозяйка, - подумала
она, - а у меня даже денег нет с собой, чтобы расплатиться, стыд-то какой …» И повернула голову. На пороге стоял он, улыбаясь и протягивая огромный букет её любимых кремовых роз.
- Я думала, ты ушёл, бросил меня, - всхлипывает она, тыкаясь ему куда-то в шею мокрым зарёванным лицом.
Он растерянно гладит её обнажённые плечи, облако рыжих волос.
- Глупенькая моя, как ты могла подумать такое? Я просто решил, что ты ещё не проснёшься, пока я сбегаю за цветами. Я люблю тебя, люблю с первого письма. И у нас всё будет хорошо, я тебе обещаю … - голос его прерывается от нахлынувшей нежности.
- Так не бывает, не бывает …
Волна нестерпимого счастья накрыла их с головой. «Скрещенье рук, скрещенье ног, Судьбы скрещенье …»

Достучаться … с небес

новелла

«Динь – дон – дзинь – дон – динь – дон …» Звон тысяч крошечных
серебряных колокольчиков россыпью мелких иголочек впивается в мозг, заставляя вернуться из сонного небытия. «Дима, Димочка …»,- тоскующий женский голос плачет и зовёт издалека, то приближаясь, то отдаляясь …
Дмитрий с трудом стряхнул с себя оцепенение и вынырнул из тяжёлого
омута сна. Надрываясь, звонил мобильник. «Чёрт, забыл выключить на ночь», - подумал Дмитрий, зарываясь головой под подушку. После вчерашнего оттяга жутко болела голова, а во рту был такой мерзкий привкус блевотины, что воспоминание о выпитом виски вызывало приступ тошноты.
« Дзинь – динь – дон», - звук рингтона показался Диме корабельным ревуном. Чертыхаясь, он стал нашаривать в ворохе разбросанной одежды телефон. Наконец, это ему удалось. На дисплее высвечивался незнакомый номер. Грудной женский голос поинтересовался:
- Дмитрий Сосновский? Я сестра Томирис. Нам нужно поговорить.
- Нам не о чем разговаривать.
Дмитрий нажал на отбой и только хотел отключить сотовый, как пошла SMS-ка: « Идиот. Она умерла. Я выполняю её последнюю просьбу. Жду через час в кафе «Чайка».
От этого простого и жуткого «умерла» Дмитрий проснулся окончательно. Он сидел на огромной кровати в стиле «ампир» в шикарной спальне ( Татья-
на любила всё вычурное ) и тупо смотрел перед собой. В голове стучало: «Умерла, умерла».
Через час он был в «Чайке». Сестру Томирис он видел всего один раз, но
узнал сразу. Она сидела за столиком у окна и смотрела на входную дверь. Увидев Дмитрия, помахала ему рукой. Он подошёл, поздоровался. Она кивнула молча и пододвинула к нему пачку бело-голубых конвертов, перетя-нутых резиночкой и сказала: «Вот это для тебя». И презрительно добавила: «Сказала бы я тебе, да не хочется нервы себе мотать». Поднялась из-за стола и ушла, обдав запахом изысканного французского парфюма.
Дима заказал кофе. Снял резиночку с пачки писем и взял в руки верхний
конверт, на котором знакомым красивым почерком было выведено: Дмитрию Сосновскому, и рядом указаны номера его телефонов: домашнего и мобильного.
«Здравствуй, Димочка, любимый! Если ты сейчас читаешь это письмо,
значит, я уже далеко … Смотрю на тебя с небес и улыбаюсь … Меня больше нет, и мне уже не больно …
Судьба дала нам с тобой шанс быть счастливыми, любить и быть любимы-
ми, но ты им не воспользовался. Я хотела подарить тебе свою нерастра-
ченную нежность, страсть … Парадокс: у нас с тобой ничего не было, а я тоскую по твоим губам, по твоим сильным рукам. Желание прикоснуться к тебе, поцеловать тебя, прижаться к твоей груди так и осталось неосуществ-
лённой мечтой. Для того чтобы понять, нужны ли мы друг другу, достаточ-
но было одной встречи, одной ночи. Но ты так боялся серьёзности моих чувств, что не смог решиться ни на что.
Прощай, милый. Будь счастлив без меня. Дима, Димочка, солнышко моё!
Моё несостоявшееся счастье! Димка, какой же ты дурак! Я всегда буду тебя любить! И на небесах тоже! Никто и никогда, ни одна женщина в мире не будет тебя так любить! Мне не удалось достучаться до твоего сердца … Я стану небом, под которым ты живёшь, я стану воздухом, которым ты дышишь. Я всегда буду рядом с тобой.»
Дмитрий вскрывал конверт за конвертом: каждая строчка кричала, молила
и звала его.
«Я совсем потеряла гордость, я забыла стыд, прошу тебя, приди».
«Ты так и не понял, что я – женщина только для одного мужчины, для
тебя».
«Я настолько унизилась перед тобой, что готова была на любые отноше-
ния, на просто секс без всяких обязательств с твоей стороны. Ни одному мужчине в мире, кроме тебя, я себя не предлагала, да ещё так откровенно.
Мне очень и очень стыдно».
«Наверное, у меня устаревшие взгляды на жизнь, на любовь, но я всегда
считала, что когда тебя кто-то любит, а ты не можешь ответить на эти чувства, надо хотя бы достойно реагировать, не унижать другого человека только за то, что он имел несчастье выбрать тебя».
«Я пролила столько слёз, изо дня в день вставала с мыслью о тебе, люби-
мом, единственном. В голове было только одно – твоё имя. Я устала бегать к каждому телефонному звонку, думая, что это ты, устала ждать тебя, устала стучаться в закрытую дверь. Достучаться до небес легче, чем до твоего холодного сердца».
«Может быть, любовь сделала меня слепой, и я наградила тебя несущест-
вующими чертами? А на самом деле, ты жестокий, циничный хам, который всем читает мои письма – крик моей души, и смеётся надо мной?»
«Как не пытаюсь, разлюбить тебя не могу. Возненавидеть – тоже. Сказать
«прощай» - не в силах. Возможно, когда-нибудь я смогу пережить это состояние. Я сильная. Я столько пережила, что тебе и не снилось. Одно знаю: никогда и никого я так не любила и не полюблю».
«От твоего равнодушного молчания хочется умереть. Это настолько ужас-
но, горько, больно, унизительно, мерзко. Ты себе представить не можешь, как мне плохо от всего этого, невыносимо, кажется, что сердце разорвётся от этой пронзительной боли!!!»
Дмитрий просидел в кафе до обеда, чувствуя себя опустошённым настоль-
ко, что, казалось, не осталось никаких физических сил. Потом собрал письма и побрёл к выходу. Свежий ветер нёс с Иртыша запах холодной осенней реки. Дима спустился к набережной, сел на скамейку и закурил. Воспоминания нахлынули мощным потоком.
С Томирис он познакомился полтора года назад. Тогда с другом на пару
они создали небольшую фирмочку, офиса своего не было, срочно был нужен добросовестный человек на телефон, лучше на домашний, выполняющий функции секретаря и диспетчера. Он тогда позвонил по нескольким объявлениям в газете и выбрал её, потому что номер телефона у неё был очень лёгким – на конце две пары повторяющихся цифр плюс жила она от него через две улицы и указанное в скобочках ( в/о, инвалид 2 –ой группы ) тоже сыграло свою роль – значит, дома целый день и ответит на все звонки. А насмешливый молодой голос никак не вязался с холодным словом
« инвалид». Идя на встречу с Томирис Руслановной ( так она представилась),
он ожидал увидеть калеку на костылях, или ещё хуже, в инвалидном кресле.
Дверь открыла высокая красивая женщина. Очки в тонкой золотой оправе, строгий костюм и … ослепительно карие глаза. Она оказалась очень интел-
лигентной и остроумной женщиной. С ней было легко общаться на разные темы: от строительства до компьютеров. И он стал себя всё чаще ловить на мысли, что ждёт вечера, чтобы услышать в телефонной трубке её волнующий голос: «Добрый вечер, Димочка.» Он терялся в догадках, прикидывая, сколько же ей лет, пока, как-то смеясь, рассказывая о том, что ей предложили работать в фирме «Секс по телефону» , она не обмолвилась, что ей 40 лет.
Ему было 27.
Когда Александр, друг и партнёр по бизнесу, предложил на время отказа-
ся от услуг Томирис Руслановны в силу разных причин, он воспринял это с облегчением, чувствуя, что данная передышка даст ему возможность забыть о существовании этой женщины. Он привёз ей зарплату в последний раз, и они распрощались на какой-то пронзительной натянутой ноте.
А через два дня, когда он сидел в кафе в компании своих друзей и своей де-
вушки, Томирис позвонила ему в 11 часов ночи и призналась ему в любви, просто сказала: «Дима, я Вас люблю.» Он тогда чуть не упал у барной стойки от неожиданности, пока она ему говорила о том, что на 15 лет после развода она наглухо закрыла своё сердце на замок и боялась любить кого-либо, что благодарит Господа за встречу с ним, что он – самый лучший мужчина на свете, что у неё нет надежды на взаимность, но всё же … Он смог только промямлить, что он не свободен, что он однолюб, что по молодости нагулялся. Она тогда осеклась на полуслове, заплакала, как ему показалось, и повесила трубку.
Несколько дней он переваривал произошедшее, ни с кем не делясь. Она
позвонила через неделю, извинилась, что шокировала его своим признанием, говорила, что ей показалось, что между ними пробегала какая-то искра. А потом, как будто решившись, спросила в лоб: «А секс без всяких обязательств с Вашей стороны Вас устроит?» Он опешил, а потом отказал, сославшись на свою несвободу. Она рассмеялась тогда и грубо сказала:
«И любить меня невозможно, и тр…ть нельзя, я, что, такая страшная?» Распрощались опять на какой-то щемяще-высокой ноте недосказанности.
Фирма возобновила с ней деловые отношения через месяц. Теперь она
общалась по телефону исключительно с Александром. И ещё через месяц она передала через него письмо, полное отчаянной тоски и любви, каждое слово которого обжигало такой страстью и откровенностью, что он чуть с ума не сошёл.
«Любовь, которая свалилась мне на голову, мешает мне жить, она как
затяжной грипп. Я не хочу тебя любить. Но ничего не могу с этим поделать. Последние 10 лет моей жизни были сплошной цепью потерь, страдания и боли. А тут, не знаю кто-то там наверху: судьба, Бог или Его Величество Случай, а, может быть, все вместе сделали мне неслыханно щедрый пода-
рок – встречу с Тобой. Я снова почувствовала вкус жизни, поняла, что я – живая, из плоти и крови. Когда я думаю о тебе, у меня лихорадочно бьётся сердце, трясётся в коленях. По большому счёту, я уже устала от этой любви. Она заполнила мою жизнь без остатка, буквально задавила меня, я себя не узнаю. Ещё немного, и я сойду с ума от желания увидеть тебя, прикоснуться к твоей небритой щеке, поцеловать каждую твою ресничку, попасть в кольцо твоих сильных рук. Это как наваждение.»
«Все сроки, отведённые официальной медициной, я уже прожила. Живу
вопреки диагнозу. Наверное, времени у меня осталось мало. Я стараюсь не думать об этом. Скорее всего, этот факт, что каждый день моей жизни может стать последним, подтолкнул меня к признанию в любви к тебе. Я просто безумно хочу быть с тобой, всего на пару часов. Знаю, что это унизительно для меня, что противоречит моим принципам, и я никогда никого ни о чём подобном не просила. Димочка, любимый, почему ты меня так мучаешь? Не заставляй меня так унижаться. Если это случится, ты сделаешь меня самой счастливой женщиной на свете. Подари мне два часа близости, нежности, пусть не любви, пусть плотского влечения. Ведь я женщина, я живая, совсем рядом с тобой. Мне страшно, что я умру, так и не испытав этого. Я так долго тебя ждала, не исчезай из моей жизни. Пожалуйста, прости мою настойчивость, не отвергай меня . Просто приди и всё. Не надо мне никаких слов и обещаний. Разве это плохо: сделать счастливой женщину, которая тебя любит?»
Дмитрий растерялся от такой обнажённой откровенности и искренности,
потом поделился с Александром, тот уже был в курсе проиходящего. Он помолчал, покачал головой и сказал: « Дурак ты, Димон, если бы меня любила такая женщина, я б на коленях за ней пополз на край света.»
Дмитрий маялся несколько дней, то порываясь позвонить, то сию минуту
поехать. Он понимал, что простой интрижкой здесь и не пахнет. Отноше-
ния с неординарной, красивой взрослой женщиной пугали его и одновре-
менно льстили его мужскому «эго». Он чувствовал, что не готов к ним и не знал, как себя вести в данной ситуации. Он придумывал себе тысячу причин, чтобы оправдать своё бездействие, говорил себе, что она старше его на целых 13 лет, что она слишком умна, что она, в конце концов, больна.
Возможно, это была боязнь не соответствовать тому образу, каким его видела она. Дмитрий с головой ушёл в бизнес, загрузил себя работой так, чтобы не оставалось ни одной минуты на мысли о Томирис. Он запретил себе любить её.
Потом было ещё одно письмо, потом – два звонка, на которые он не отве-
тил. А после Нового года он узнал от Александра, что она выходит замуж весной за давнего поклонника, человека очень состоятельного и уезжает в столицу. За два дня до свадьбы она ему позвонила, попросила о встрече, он, как всегда промолчал в трубку.
В день её бракосочетания, включив в машине «Русское радио», он услы-
шал свою фамилию и имя. Она прощалась с ним: «Я никогда и никого не любила так, как тебя и уже не полюблю. Поверь, что социальный статус, возраст, национальность – это всего лишь надуманные условности, которым ты придаёшь так много значения. Прости меня и помни обо мне.» В тот день он напился до свинского состояния.
А ещё через неделю он узнал, что она бросила жениха у дверей ЗАГСа. Но
Дмитрий сказал себе, что это не имеет для него никакого значения: у него своя жизнь, у неё – своя. Целый месяц он практически не думал о ней и гордился собой, что смог перебороть в себе тягу к этой женщине.
Но пришла весна, и чувство, которое он запрятал далеко-далеко, в глуби-
ны подсознания, вдруг нахлынуло с новой силой. Он думал о ней каждый день, ночью она приходила к нему во сне, обнимала его, клала голову ему на грудь и шептала: «Дима, Димочка, любимый.» Всё валилось из рук, дела разладились, он расстался с очередной подружкой, стал раздражитель-
ным, агрессивным, злился на самого себя за мысли о Томирис. И однажды, доведённый до отчаяния очередной бессонной ночью, набрал знакомый номер телефона.
- Да, алло, слушаю вас …
Он послушал её голос и … повесил трубку, так и не решившись заговорить. Странно, но ему на время стало легче. И теперь каждый раз, когда становилось невмоготу, он набирал её номер, слушал её голос и … молчал. И как-то услышал: «Димочка, это ведь ты, да? Не молчи, пожалуйста, я ведь чувствую, что это ты …»
Дмитрий чувствовал, что вся его жизнь пошла наперекосяк, не понимал,
что с ним происходит, что ему мешает отдаться во власть своих чувств. За знакомство с Татьяной он ухватился как за средство от болезни, именно так он определил себе своё состояние. Она была дочкой богатых родителей. В общем, недурна собой, крепко стояла на ногах благодаря папиным деньгам и связям, была практичной, циничной, слов «люблю» и « любовь» в её лексиконе просто не было. И уже через пару недель Дима сошёлся с ней и переехал в её огромную квартиру в самом престижном районе города. Её отец сделал ощутимые вливания в его захиревший бизнес. И началась совместная жизнь. Очень скоро он стал понимать, что сам себя загнал в ловушку. Его стал тяготить комфортный быт, обязательный секс по утрам под руководством Татьяны: «делай так, подними руку, вытяни ногу …», он ощущал себя механизмом для удовлетворения её основного инстинкта. Начищенная до блеска квартира, набитая дорогой техникой, дорогими шмотками и царящий в ней культ папы: «А папочка сказал, а папочка думает так, ты должен быть благодарен папе …», убогий лексикон Татьяны, состоящий большей частью из ненормативной лексики, - стали вызывать в нём тихое бешенство. Он стал ощущать себя мелкой комнатной псиной, частью интерьера. Вздыхал с облегчением только тогда, когда она уезжала отдыхать. О прекрасной женщине с загадочным восточным именем он старался не думать. Однажды ночью не выдержал, вышел на балкон покурить и набрал знакомые цифры, услышал: «Да, слушаю, говорите» и невыносимая тоска накрыла его с головой.
А утром, стоя на автобусной остановке (машина была в ремонте), в длин-
ноногой, стройной девушке, летящей походкой переходящей через улицу, он узнал её, Томирис. Она стояла совсем близко, только протяни руку, смотрела на него своими ослепительно карими глазами, грустно улыбалась и спрашивала:
- Дим, ведь это ты звонил? Зачем ты так со мной?
Он молчал, отводил взгляд и не знал, что ответить. Её каштаново-рыжие волосы трепал ветер, она казалась совсем девчонкой в синих обтягивающих джинсах, лёгкой курточке, такая красивая, такая родная, ему хотелось протянуть руку и коснуться её пушистых волос, но он не посмел, подавил в себе усилием воли это нелепое желание. Холодно сказал, смотря в сторону:
- Я женат. Оставьте меня в покое. Давайте забудем друг о друге.
Она спросила:
- Ты с ней из-за денег, да?
Он пробормотал:
- Извините, мне некогда.
И побежал к маршрутке. Отъезжая от остановки, он видел, как она всё ещё стоит там, опустив голову. Ему хотелось выскочить из машины, броситься к ней, обнять её, прижать к себе … И снова он подавил в себе это глупое, невесть откуда взявшееся, желание.
На следующий день разъярённая Татьяна прибежала домой и бросила ему в
лицо скомканные листы. Она орала дурным голосом, требовала объяснений, осыпала его площадной бранью. Он развернул смятую бумажку:
«Дмитрий Сосновский! Я люблю тебя безумно и жду каждый день.
Услышь меня, наконец, любимый.
Твоя досадная проблема.»
- Что это? – спросил он.
- Это твоя любовница, надо полагать, расклеила на дверях подъезда.
Огромного труда ему стоило убедить Татьяну, что он тут ни при чём, что
знать не знает ни о какой любовнице, что была одна сумасшедшая, которая его преследовала, но он к этому не имеет никакого отношения. Разрыв с Татьяной был ему ни к чему, пока он зависел от денег её папаши, и Дмитрий сделал всё, чтобы загладить эту ситуацию. Безрассудный поступок Томирис поразил его. Он чувствовал, что долго сопротивляться не сможет.
В борьбе с собой прошло несколько месяцев. Дела пошли в гору, его
бизнес потихоньку влился в большой бизнес папочки, и мысль о том, чтобы расстаться с Татьяной уже не возникала. Он жил, как робот, на автопилоте, твёрдо дав себе зарок: «Холодная голова, деньги – прежде всего. А там – посмотрим.»
Очередной отъезд Татьяны в Анталью он воспринял с энтузиазмом. И рас-
слаблялся в течение двух недель на полную катушку: ресторан, сауна, доступные девицы все на одно лицо … Вот и вчера погудели на славу так, что он не помнил, как добрался до кровати, как провалился в вязкий омут странных сновидений, прерванных утренним телефонным звонком, принес-
шим жуткую весть.
… Дмитрий долго сидел на набережной, пока не продрог окончательно.В
голове не было никаких мыслей, кроме одной: «Что же я наделал?» И в этой чёрной пустоте вдруг, как вспышка молнии, ужасная догадка. Он торопливо набрал номер – на конце две пары повторяющихся цифр. И, услышав голос сестры Томирис, выдохнул:
- Это Дима, скажите, она это сделала сама?
В трубке молчание, потом тихое:
- Ты имеешь в виду, покончила с собой? Нет. Ты же знаешь, она тяжело больна была. Любовь к тебе давала ей силы жить. А когда она поняла, что ты её на самом деле не любишь и никогда не полюбишь, то просто перестала бороться за жизнь. Жизнь потеряла для неё всякий смысл.
Дмитрий выяснил, на каком кладбище она похоронена, забрал машину со
стоянки и поехал туда.
Близился вечер, когда он подъехал к мусульманскому кладбищу. Долго
бродил среди мазаров, пока не нашёл её могилу, огороженную простой металлической оградкой. Небольшой памятник из белого мрамора , цветная фотография … Он присел на корточки, протянул руку и коснулся её улыбающегося лица, провёл по её волосам и прошептал: «Здравствуй, любимая …» В груди разрастался какой-то огромный ком невыносимой тоски так, что казалось что-то разорвётся внутри, что сердце не выдержит этой боли, навалившейся со всех сторон. Он понял, что долгое время лгал себе, отгоняя прочь любовь, постучавшуюся в его сердце. И то, что казалось ему вчера победой над своими слабостями, теперь отчётливо виделось предательством своего чувства. И он назвал это непонятое им чувство его настоящим именем « ЛЮБОВЬ» и ужаснулся собственному лицемерию. И слёзы, которые давно зрели в его окаменевшей душе, вдруг хлынули очищающим потоком вместе со словами: «Прости меня, родная, любимая, единственная … Я люблю тебя …»
«Динь – дон – дзинь – дон – динь – дон», - сотни тысяч серебряных колокольчиков звонили по несостоявшейся любви, и вплетаясь в этот незримый хор, тоскующий голос любящей женщины звал его с небес: « Дима, Димочка …»