Анна Жигалова

Сказко

В хижине – одряхлевшая прогибающаяся кровать на пружинах. Стул с сиденьем из хлебного мякиша. Подсветка из Primus-а. У него железный голос.

Он рубит дерево всю жизнь с тех пор, как умерли его родители от укуса малярийного комара, случайно залетевшего в открытую форточку. Отец завещал ему топор, а мать – плед в мелкую пчеланую клетку, черную и желтую. С бахромой. Хижина – на опушке леса, специально подальше от селения, чтобы звук падающих деревьев и затачивающегося топора не мешал людям спать, есть и играть в пазлы по вечерам. По планировке хотели сделать селение Римом, но вот волчицы в округе перевелись; посему ограничились одной улочкой имени Рома и РЭМа и несколькими перебегающими с-места-на-место домиками-любителями поиграть в пятнашки. На их дверях всегда висит листовка: в бегающем доме все предметы закрепить, бьющиеся держать при себе (желательно на груди; женская предпочтительнее), при передвижении дома запрещаются любые передвижения его обитателей, при получении травмы обращайтесь к фармацевту в аптеку; в особо тяжелых случаях – к врачу, до него два дня пути и еще пару метров вплавь. Администрация.

Со стороны селения по вечерам доносится лай (местные бобики никогда не умели пит... петь), губная гармошка тамошнего гармониста и изредка громыхание играющих в пятнашки домов. В них давно никто не живет, мебель крепить некому, потому грохот стоит. Гармонист вечно чубатый ходит, в ражих веснушках, гармошка у него красная, верткая, и знает только одну песенку про кисаньку.

Лес – большой, капризный, кучерявый – не во всякие места пускал Древоруба, все зависело от Лешего, необходимо согласовывать с ним все действия. За каждый ствол Леший долго торговался с Древорубом на фантики и минеральные удобрения, которые Древоруб добывал в селении в обмен на дрова. Леший уважал Древоруба за то, что тот не рубил без разрешения, и поддерживал с ним деловые отношения. У Лешего была дочурка – от неудачного брака с хозяйкой соседнего ольшаника (та совершенно не умела готовить), – и дочурка доставляла немало хлопот, норовила сбежать в город к одному из тамошних Домовых, у него есть даже микроволновка, а я только и живу на сыроядении, тем более, бляндинки сейчас в моде, а у меня хайр прям как у панка – зелень! Леший отмалчивался, вся в мамочку, которая тоже сбежала из своего ольшаника. Альтруистка, отправилась вслед за бродячим цирком, вызволять обезьянок с тигрятами. А еще в цирке очень симпатичный жонглер… Леший всегда следил за дочкой при помощи двух синиц и удода. Потому часто отвлекался от лесных дел. Древоруб старался не перебарщивать с удобрениями, доставляемыми Лешему, и не давать лесу слишком разрастаться, чтобы тот не поглотил селение.

Древоруб ходил далеко в чащобу, искал стволы покачественней и именно те, которые позволил срубить Леший. Леший, специально для Древоруба, отмечал эти стволы мелом, рисовал крестики, иногда увлекаясь и дорисовывая нолики. Древоруб срубал ствол, потом разрубал ствол на части, складывал их по трое, перевязывал и грузил на трехколесный велосипед с прицепом, который катал за собой на поводке; кормить морковками, сеном, свежей зеленью. Велосипед оседлан, фыркает – покатили. Возвращаясь домой, он насвистывает Дип пепл ин рок, подтанцовывая плечами и улыбаясь.

Домой возвращаешься за полночь, а то и под утро. Ложись на койку, вытяни ноги, и не забудь снять носки. Завтра пойти в село, выменять себе плеть, пару перчаток, кожаных, с отрезанными пальцами и прорезями на костяшках. И постирать носки.

Койка приятно пружинит под тяжестью тела, топор похрапывает на столике в углу, надо расслабить мышцы. Глаза смотрят в потолок, ладони твердые, мозоли. Перед зрачками всплывают те тропки, по которым шел нынче. Топор во сне разговаривает, порой рассказывает гороскоп. Древоруб слушает, прислушивается. Заворачивается в плед, который иногда нашептывает ему что-то про хорошую надежную связь, ждет утра. Порой начинает шипеть Primus, но ему не стоит потакать, он сплетник. Лампа, знай свое место!

Топор порой жалуется на головные боли – это у него профессиональное – и тогда Древоруб направляет свои стопы в деревню. Он выменивал себе обезболивающие таблетки на листья определенных пород кустарников, которые заказывал ему аптечный фармацевт в очках с черепашьей оправой и завитушках на макушке. Из листьев тот  мял кашицу, потом смешивал с глиной и делал мази. В аптеке всегда царил глинистый запах сырой листвы. Вот, возьмите. По полтаблетки дважды в день. Не перебарщивать, иначе затупеет. А показали бы своего друга ветеринару, что ли. Или столяру. И принесите мне еще зелени, да побольше…

По возвращении, Древоруб дает топору полтаблетки, запей, не надо давиться. Хвастает: глянь, какая – длинная, с двумя хвостами. Плеть выползает из кармана, сверкает на топор озлобленными глазами. Сворачивается клубком в левом, самом темном, углу. Древоруб наливает ей в старую консервную банку немного птичьего молока и ставит рядом с ней. Плеть пьет, кажется, мурлыкает. Но ведь плети немы… На руках у Древоруба перчатки из черной свиной кожи, с прорезями на костяшках и беспалые. Завтра пойдем по дрова, говорит он и ложится в постель не снимая ботинок и не раздеваясь.

Древоруб проспал. Очнувшись в полдень, он не стал завтракать из своей кленовой миски и, снарядив велосипедик, погрузив на него топор и плеть, потащился в лес. Топор подумал, что Древоруб все утро молчал как сом, только шмыгал носом иногда. Древоруб подумал, что разоспался так из-за птичьего молока, чей запах разнесся по хижине с появлением плети. А плеть подумала, что человеческая кровь жидкая, но гораздо более питательная, чем молоко.

Древоруб шел целый день, жевал по дороге сырые грибы, листья щавеля и яблоки. Земля была влажной, листва над макушкой сомкнулась. Отмеченных меловым крестом стволов не наблюдалось. В такую чащу Древоруб еще  не забредал. Прислушайся, прошипела плеть. По лесу разносилась клекот-стрекот-каррканье – то была весть: Лешему объявили импичмент. Из-за постоянных отлучек по вине ветреной дочурки он совсем запустил лесные дела: гнезда разорялись, пасека совсем не приносила дохода, тропинки заросли травой, лисья братия совсем распустилась – подати собирает с округи. Чем? – Зайчатами. Его и.о. был назначен Мишка, уже в летах.

Мишка-старожил, коренной житель леса. В молодости подворовывал в человеческих малинниках, но завязал с темным прошлым, женился, у него двое ребятишек, которых он обучает основам охоты. В порочащих связях замечен не был, никогда не нападал на Человека первым, только в качестве самообороны.

Узнав о назначении, Медведица по случаю приоделась в браслет, потерянный на тропинке заезжей, излишне пугливой туристкой. Сынишки вынули лапки изо рта и промямлили – праздравляем… Первым указом Мишка распустил лесное правительство и отправился на рыбалку.

Древоруб понял, что теперь можно рубить без оглядки на Лешего. Он осмотрелся, заметил в темноте леса просвет, выбрел на полянку. Заметив невысокую ольху, Древоруб потер ладони и принялся за работу. Ольха кричала, извивалась, ствол изворачивался. Это несогласованное с Лешим противоправное деяние! Древоруб вытирал со лба пот, отрубая ветви и приговаривая: импичмент, импичмент. Ольха рыдала. Плеть выползла со дна прицепа и скользнула в руку Древоруба. Раздались удары, плеть пела. Песенка детская, про кисаньку. Велосипедик щурился на древо и приговаривал: не волнуйся, бьет – значит, любит. Ольха рыдала: ДРОВА-СЁК! ДРОВА-СЁК! всХЛИП.

После сруба дерево необходимо сечь, чтобы стало податливым. Так Вы повышаете качество древесины, которую теперь можно использовать не только для розжига каминов, но и для строительных работ. Высеченная древесина сама ровно складывается в стены.

Дрова-сёк покидал дровишки на прицеп, оседлал велосипедик и потащились восвояси. Пожевывали сыроежки и лисички, слушали птичий стрекот, последние сплетни: говорят, у лисицы тройня родилась с непомерно длинными ушами…

По возвращению домой Дрова-сёк повалился спать. А на утро взялся за плеть и стал снова пороть древесину, так, чтобы она стала совсем покорной. Отлетали щепки, щепочки и кора. Древесина становилась гладкой, цвета человеческой кожи, нежная на вид, шелковистая на ощупь. Плеть хихикала и продолжала делать свое дело. Бьет – значит, любит, приговаривала она услышанную накануне фразу. Ольха терпела, закусив верхнюю губу. Когда руки совсем устали, Дрова-сёк присел на почву и опустил голову.

- Чего ты хочешь? – спросила Ольгха, – выполню любое желание, перестань только бить… – голос мягкий. Сидела на песке рядом и говорила: только одно желание, больше никак, я ж все-таки не рыба. Дрова-сёк поднял глаза. Ольга сидела, опустив голову, обхватив колени руками, кожа мягкая, покрытая муршушками-мурашками, разбегались, приговаривала Ольга, стряхивая их с кожи на песок, поджимая ноги поближе к себе. Дрова-сёк поежился, зашел в дом и вышел с пледом в руках, накинул себе на плечи и сказал:

- Поживи пока. Там разберемся.

Ольга забежала в дом, вся обмоталась простыней, оставив обнаженными лишь ноги да торс. Плошку с птичьим молоком вылакала, а плети указала на дверь, в этом доме может быть только одна женщина. Плеть поморщилась и уползла, уж я-то работу с моими двумя хвостами и широким профилем всегда найти смогу. Только снова придется обходиться без человеческой крови.

На следующий день Ольга сказала: наречем тебя Маклай. И отчество тебе подберем. Никифорыч. Вполне. В райцентр поехали, подали заявку, отстояли очередь, расписались в каких-то бумажках и стали называться женатыми. Работница ЗАГСа пристально на них поглядела и тщательно одернула платье, из-под которого, если приглядеться, торчали два веревочных хвостика. На невесте была позолоченная простыня, тога называется. Цветы верояни в волосах. И плетеное колечко из мятых травинок на пальце.

Через месяц купили дом в деревне с расписными ставнями, втащили в него старую пружинястую койку, Primus, заметно присмиревший с появлением Ольги, пчеланый плед.

Говорят, дочурка Лешего смылась в город к молоденькому Домовому. Тот посмотрел на нее поверх своих темных зеркальных очков и пустил переночевать, накормил разогретой в микроволновке жареной картошкой. Та ела да нахваливала. На другой день Домовой сказал: жилье ищи себе сама, где работать-то будешь, а не умеешь ничего – так зачем ты мне-то сдалась? Дочка подалась в продавщицы, теперь на углу мороженым торгует, снимает комнату без кухни и микроволновки; покрасилась в бляндинку. Леший спился березовым соком. Так и остался управлять лесом седенький Мишка, с годами стал подслеповат, не заметил, как оказался в вольере; раздражал шум, зато рыба не переводилась. Люди приходили, глазели на семейство, молча подкидывали рыбку строго в определенное время. Иногда и медок бывал. Правительство лесное распущено, птицы поразлетелись, кто в соседний ольшаник, кто на юг, в Австарлию. Лисы подались в народ, зарабатывают заказными кражами. Обзавелись масками и пистолетами-зажигалками. Кушают ныне говядину с жареной картошкой. Зайчатиной брезгуют.

Топор доживал свой век на мягкой подушке в углу большого дома. Голова болела редко, только от детского крика. С годами острие затупилось, и по ночам он перестал рассказывать гороскопы. Плед покрывал своим телом хозяйскую койку, появились проплешины. Маклай и Ольга ходили всегда под ручку и говорили всем: здравствуйте. Завели бизнес – организовали лесопильню, бизнес процветал. Теперь рубить можно было весь лес. Ибо с той поры все стволы в лесу изрисованы крестиками и ноликами.