Нина Тамарина

***

Мне этот день был горше яда

Отравлен плеском злой зари,

И черной копотью наряда

Зимы - во мне и где-то рядом -

Седой старухи Изергиль.

По склону дня спускались тени

Из прошлых снов и сновидений,

Толпились около меня;

Они визжали, хохотали,

Орали, топали, молчали,

Кричали:"Все - твоя вина

Твоя вина - в твоих скитаньях,

Твоя вина - твоей тоске,

Твоя вина - в твоих посланьях

Под спудом - в древнем сундуке,

В чулане, в детстве, в старом доме,

Где бродит домовой впотьмах,

Иль дальше - в черном буреломе,

В лесу, в Ледянке, волчьей дреме,

Иль выше - в первобытном громе,

Твой заповедник, радость, страх

Твоих языческих скитаний,

Твоей языческой тоски,

Твоих неведений и знаний,

И сокровений и желаний

Заблудшей в дебрях сна строки;

Не той, что Фебу платит дани,

А той, что Господу несет,

Свой ямб несет на покаянье,

Как многобожия приплод.

Но сколько Богу ни молиться,

А будет все одно и то ж:

В великопостную седмицу

Заснешь, но будет длиться, длиться

Твоя языческая дрожь".

Юрка

Я этим летом повидалась с Юркой

На кладбище у Русского Пестова…

Мне показали место, где могила,

И все ушли, вот тут он и явился.

Не из могилы вылез, не из гроба;

Так, подошел и рядом сел на лавку,

Вот только почему-то в школьной форме,

А ведь когда его жена убила,

Ему уж было с небольшим за сорок,

И говорят, ходил он бомж-бомжом.

Но я-то помню Юрку в школьной форме,

Об был похож на ангела глазами

И на отца – две капли дядя Саша…

Они и похоронены тут рядом.

А дядю Сашу зарубил по пьянке

Его сосед, что бил жену у дома,

А дядя Саша за нее вступился.

Судьба, похоже, любит повторенья,

А исключенья оставляет Богу.

Так мне сказал и Юрка, и напрасно

Искала сожаленья я иль горечь

В его словах, лишь школьник беззаботный

Сидел со мной и весело смеялся,

И говорил: «Меня ты вспоминаешь

Всегда таким, таким я и остался.

И навсегда останусь. Помнишь елку

У бабы Анны, как тогда подарки

С тобой на этой елке мы искали?

Признаюсь честно, мой тебе подарок,

Тот маленький кораблик с парусами

Из старого атласного платочка –

Его не я ведь сделал – деда Вася,

Я только сбоку выжег слово «Нина»,

А тот платок стащил у бабы Анны:

Такой красивый, розовый, в цветочках

И райских птичках. Как она ругалась!

А ты мне подарила, помнишь, ножик:

В нем были ножницы, три лезвия и штопор;

Тогда он мне казался самой нужной

Из всех вещей… Ты не казнись, не надо.

Судьба, похоже, любит посмеяться,

А горести все оставляет Богу.

Я был зарезан ножиком кухонным,

Ты знаешь, что меня пырнула Галька,

Но не со зла, а просто от обиды…

Мы с ней решили утром похмелиться,

А у нее как раз была заначка,

Десятка, помню, и еще пятерка.

И я пошел за банкой самогона,

Да по дороге что-то расхотелось…

Вернулся, а она и налетела:

«Ты без меня, скотина, похмелился!»

Тут под рукой-то нож и оказался,

И два раза она меня пырнула,

Да прямо в сердце…Ну, минут пятнадцать

Еще я пожил, а потом уж помер.

Но Гальку не виню я вот ни столько,

Она потом, бедняжка, так кричала,

Когда нашлись проклятые те деньги.

А я ее любил и вечно буду

Вымаливать у Бога нашу встречу.

Ее я вспоминаю лишь такою,

Какой она была на нашей свадьбе.

Ведь ты была на свадьбе? Вот такою

Она со мной и после смерти будет…

А вот, смотри, и нож твой перочинный;

Его ведь я посеял в то же лето,

Зато теперь подарок отыскался.

А мой кораблик ты тогда сломала,

Но не грусти, отыщется кораблик…

Судьба ломает жизни и игрушки,

А обретенья оставляет Богу".

Спас на Ильине

В церкви Спаса* стоять -

Себя не спасать,

К Феофану идти -

Крыльев нетути.

Так говорила ты

В тупике Чистоты,

Так говорила ты

На площади Пустоты.

А когда ты ушла в никуда,

А когда ты ушла в никогда,

Зазвонили колокола

О том, что ты там нашла.

Залетали птицы,

Зашелестели страницы...

*Церковь Спаса на Ильине улице в Новгороде Великом (1374) расписана Феофаном Греком

Орфей и Эвридика

 1.

Эвридика моя, Эвридика,

В желтом саване скучных садов

Нет ни боли, ни вздохов, ни криков,

Только ложь погребальных костров.

Эвридика моя, Эвридика,

Я вернулся за правдой твоей,

Научи-ка меня, научи-ка

Быть живым в этом царстве теней.

Расколдуй мой потерянный голос,

Я устал, и озяб, и притих;

Сколько сердце любило, боролось,

Столько порвано струн золотых.

Эвридика моя, Эвридика,

Если с песней к тебе не дойду,

Пусть цветок погребальный - гвоздика,

Нам напомнит, как жили в аду.

 2.

Люди, как урны с прахом

Прошлых своих обид;

Я тебя не обижу,

Вечность нам пятки лижет,

Сердце в аду горит.

Нет на земле, наверно,

Песен моей любви.

Все, что случилось с нами,

Огненными островами

Юности назови.

Что это, вечность? Вечность.

Вот я и юн опять,

Струны кифары смело

Вторят моим напевам,

Смерть повернула вспять.

Выйдем с тобой из плена

Жизнь коротать вдвоем.

Дождик стучит по крышам,

В нем ты весну услышишь

Теплым апрельским днем.

* * *

"И повторится все, как встарь ..."

Александр Блок

Восход, как сталь - неумолим и светел;

Не замечая холода внутри,

Уже не верю, что на белом свете

Еще нужны кому-то декабри,

С их темнотой, расхлябанностью, грязью,

И где-то может быть еще зима,

И птичий грипп не станет нашей казнью

За то, что мы уже сошли с ума.

А может я, забывшая проснуться,

Представила себе, что я живу,

И насыпаю кошке корму в блюдце,

И сыплю в суп для запаха траву.

Но вот когда проснусь, что я увижу?

Иной восход? иль повторится вновь -

Декабрьский сон, и снег с дождем, и жижа,

И к этой жизни жалкая любовь.

* * *

"Весь груз тоски многоэтажный..."

Александр Блок

Забыв зачем, что впрочем и неважно

Для будущего, плыть многоэтажной

Моделью Тышлера*, с болезнями, вещами,

За ветхой мудростью; за новыми стихами

Нырять в беспамятство, в бездомные закаты,

Не вспоминать тебя, ты жил когда-то,

И стал уже библейским персонажем,

Но мы плывем с тоской многоэтажной,

Два голубя, без крыльев, друг без друга,

И может быть, очнемся возле луга

Там, за рекой, и ночью, очень темной,

Мы снова станем парою влюбленной.

А.Тышлер(1898-1980) - изображал женщин с головами в виде этажерок, скворечен, каруселей, полок с посудой и пр.

Мой детский двор

Еще не забыла про хлеб и про теплый живот его

про тысячи маленьких тайн от взрослых скамеек

вкус детской свободы и сладкое волшебство

с повидлом все счастье за пять зажатых копеек

когда все на вырост пальто и твоя судьба

и делишь любовь на котят и щенят у сарая

а рядом в подвале отсидки и плач и гульба

и дворник как Петр со скребком у дворового рая

и все так пропахло черемухой луком и сном

и просто летаешь во сне как любая пылинка

двора где еще не на слом дерявянный твой дом

и скрипкая лестница дремлет с корытом в обнимку