Евгений Староверов

ЧМО Совхозное

Мал золотник да дорог (посл.)

Давненько это было, многого уже и не упомню, в мелочах и соврать могу. Одно скажу, история эта как говорят умные, и толстые критики имела место быть.

Осень, красные костры рябин, ветер, морось. Птахи перелётные, тоскливые и неприкаянные кучкуются в стаи и со стенаниями отбывают в тёплые края.

Осень, пора уборки урожая. Пора, когда пьяные городские автобусы, с гармошками и гитарами везут заводчан в колхозы и совхозы на борьбу с урожаем. Я бы тому остряку, выдумавшему это выражение, памятник поставил. Борьба с урожаем! Лучше бы сам Козьма Прутков со товарищи не сказал.

Граница области с Башкирией, убитая пятилетками и ГОЭЛРами деревушка с импортным названием Земплегаш. Здесь нас и определяют на зерносушилку рабочими. Нас, - это значит четыре здоровенные хари с пудовыми кулачищами в обязанности, которых входит целыми днями спать на тёплом, горящем зерне, жрать в четыре хари, да выпрашивать у местных полукровок в юбках браги да переспать.

Время от времени подходит машина, из которой на огромные куски брезента вытряхивают тонну другую мокрого насквозь зерна. Ну что успеем, высушим, а остальному же гореть, робко и укоризненно.

Они муж и жена, им примерно по шестьдесят, шестьдесят пять лет. Оба как будто близнецы. Махонькие, не более метра шестьдесят росточком. Сморщенные до крайней степени сморщенности. Страшненькие, кривозубенькие и кривожопенькие. Вдобавок ко всему у бабы нет глаза и толи веки у неё пришиты, толи ещё как, но выглядит эта образина в стиле,- «баба яга иди в…. Мало того дрищ её благоверный ещё и косноязык до безобразия. Начинает говорить, без ЗАС комплекта ни черта не поймёшь.

Первое время мы, грамотные городские оболтусы постоянно подтруниваем над парочкой. Мы ж умные, городом наблатованные. Ну, нет у этого маленького, убогого селянина ни единого шанса в плане пофехтовать со мной на языках. Это же я в детстве зачитывался Солженицыными и О, Генри, Флоберами и Гюгами.
Куда им, пашущим от зари и до зари угнаться за мной специально штудировавшим Эпикура и Зенона Китийского. Ясно некогда, им меня умника и эрудита кормить нужно.

И фамилию то им господь дал просто срам, какой то, Зязюля-Ветровы. Да ладно, порастыкали день-два, да и заткнулись. Больно уж людьми хорошими оказались эти Зязюли. Труженики, каких поискать. Незлобивые и до того ласковые и милые в обращении, что не возможно не удивиться. В наш век поголовного скотства и вдруг такие пришельцы, марсиане!

Подружились мы с ними, взяли под своё крыло, вроде как шефство тимуровское установили. Конечно немного свысока, городские никак. Из другого теста, да и сорт выше.

А Ветровы что? А всё так же улыбаются светло и ласково и пашут как пчёлки. Ещё и нас не забывают подкармливать. То молочка принесут, то сальца, то огурчиков. Очень сердечными людьми оказались, сейчас таких, наверное, уже не делают.

Сошлись мы с ними тесно, в беседах узнали, что родом Зязюля-Ветровы из под Винницы. Что после войны забросила их судьба на Урал. Влюбились они в наши края, да так и остались. Деток им боженька не дал, так вот и коротают век вдвоём. Маленькие, старенькие и седые голубочки.

Больше двух месяцев сидели мы в этой Тмутаракани. А потом был праздник урожая. На площади перед правлением выставили столы. Председатель расщедрился на выпивку и закуску. Колхозная самодеятельность под аккомпанемент баяна и двух балалаек исполнила несколько хороших, добрых песен. К микрофону подошёл председатель.

- Дорогие мои односельчане. Спасибо Вам братья и сёстры за победу, мы вновь выиграли битву за урожай. В закрома Родины нашими руками положен большой кусок хлебушка. Спасибо Вам родные!
А сейчас я хочу вызвать сюда и отдельно поздравить наших орденоносцев, старых партизанских разведчиков-диверсантов, а ныне тружеников великих. Всеми нами любимых Таисию Павловну и Петра Егорыча Зязюля-Ветровых. Попросим товарищи!

Раздаются дружные аплодисменты, в глазах людей безмерное уважение и любовь. На импровизированную, наскоро сколоченную из неструганных досок сцену поднимаются наши тимуровские подопечные Зязюля-Ветровы, поворачиваются и мы, борзые городские охламоны получаем мощнейший разряд электричества.

Перед нами стоят два стареньких, сморщенных гномика тётя Тася и дядя Петя. Они смотрят на нас и застенчиво улыбаются. Не читавшие Плутарха и не отличающие Шекспира от Шопенгауэра. Два «иконостаса». Два Героя Советского Союза!!!