сборник свободных авторов

 

Главная

Архивы
Рецензии
Иллюстрации
Авторский договор
Редакция
 

Вика Шмидт

Без чего не случаются стихи
Безысходность
Немытых окон бахрома,
Бездверье ключников пугает

Отсутствие планов на материнство согласовывалось с общими планами на жизнь: а именно, не жить уж очень долго. По началу стремление жить подольше подкреплялось желанием посмотреть на себя старую. Но в какие-то 30 с … вдруг вспомнилось, что за уже прожитую жизнь в зеркало смотрелась не так часто, и, в общем, машинально. Так что никакого интереса к тому, чтобы дожить до старости не осталось – сравнивать себя новую и ставшую с прежней было бы невозможно – а тогда старость становилась всего лишь сторонней оценкой.
Незаметно подкралась одна, другая болячка – оформилось ощущение неуютности в теле, посчастливилось обойти стороной конфликт между невозможностью тела жить дальше и желанием продолжать жить. Пришло ощущение, что суть себя разбилась и мало по малу выливается наружу, окружающие вдруг забеспокоились, стали смотреть пристальнее и даже с желанием прибрать к рукам кусочек чужой самости. Чем меньше внутри оставалось и больше снаружи становилось самой себя, тем привлекательнее для других было поглощение этих остатков самого потаенного, что есть у другого.
Умирание проходило так спокойно, что особо никто и не замечал, что человека становилось все меньше, только близкие беспокойно оглядывались на изменившееся лицо и фигуру. Эти изменения принимались за омоложенность, хотя телесность просто стала отражать суть, которая ну никак не была связана с возрастом.

Танец и пустота

Дышать больней, чем говорить
Идти нельзя танцевать

Танец – такая же потребность как еда, сон или думанье (иначе были бы люди, которые вовсе не слушают музыку – посредницу между человеком и танцем). Просто одни эту потребность удовлетворяют собственно в танце и даже встраивают танец в другие желания и пожелания, а некоторые вытесняют ее на задворки своего существования и не заботятся о том, что нереализованная потребность начинает мстить. Так, кому-то приходиться танцевать всю жизнь стриптиз – например, вокруг окаменевшего от многочисленных ударов судьбы позвоночного столба. Кто-то по жизни зависает в хороводе, и превращается в трансформер без своего соло. Ну и конечно, есть те, кому мстит не только танец, но и тело – отказывая в свободе и расслабленности.
Настоящий танец похож на магическую фабрику по производству пустоты (простора). В таком танце нет соблазна, очень мало чувств (по большей части, случайная оплошность исполнителя) и много пустоты – одни танцоры танцуют в пустоту вовне, а другие – делают внутреннюю пустоту. Изготовление внешней пустоты начинается с того, что танцор есть в пространстве: может быть, с людьми, вещами, ожиданиями, с каждым освоенным кусочком пространства наступает пустота – а в финале пространство отработано и выжато в уже случившийся танец. Внутренняя пустота прорастает от недоверия прежде первенствовавшим глазам и зрительным образам – доверия вообще не становится, зато движение занимает место всего и вся.

Любови

И после любви распадется тело,
На то, что поет, и что уже спело

Симпатия начинается с человека, а потом сосредотачивается на отношениях – ни один любящий не может сказать ничего путного о том, кого любит, но может с блеском рассказать об отношениях. Любящие люди стремятся как можно быстрее перестать думать о другом, и начать думать об отношениях. Симпатия может пройти через травмы, например, только ты сосредотачиваешься на отношениях, отпускаются все мысли о самом человеке и вдруг … случается недоверие, и все вновь возвращается к самому персонажу думаний и чувств. Или того хуже – отношения и сам человек так перемешаны, что голова и в правду идет кругом, а сердце разбивается на многие «за» и «против», которые ноют и просят разрешения: сделать или нет, иметь или нет, звонить или нет, говорить или нет, дышать или нет, мечтать или отдать. А умирает симпатия вместе с частью людей, ее переживших – ведь не задумываясь друг о друге и спокойно себе любя друг друга, люди навсегда уходят от себя прежних. А в новые отношения придется идти не с увесистым чемоданом ужасного опыта, но откремированной в стихи-эпитафии кучкой своего Я из тех самых прежде случившихся отношений.