Ростислав Селиванов

1. "Покрывало сумрака опустилось тонкое…"

Покрывало сумрака опустилось тонкое,
Ткань его пробила влажная звезда.
В тишине природы скрыто неспокойное,
Вечное и мудрое, светлая тоска.

В волшебстве внезапно наступившей ночи
Голубой луны свет царственно красив.
И земля все дальше, тень моя короче,
Истязает сердце сладостный мотив.

Этих старых, длинных, но любимых песен
Не забыть, не бросить в скошенной траве,
И с потерей каждой, как с ушедшим другом,
Угасает что-то важное во мне.

Над речною гладью пронесусь как ветер.
Смех русалок стихнет, смолкнет соловей.
Опущусь на берег средь столетних ветел,
Обниму деревья как родных людей.

Не сдержавшись, слезы на кору прольются,
И под ней живое сразу всё поймет.
Ветви осторожно к сердцу прикоснутся,
От их робкой ласки чувство оживёт.

Я упрусь всей силой смело в твердь земную,
И раскину руки в белых облаках,
Дотянувшись к звездам, тихо поцелую,
Ощутив вмиг слабость в дрогнувших ногах.

К холоду Вселенной прикоснувшись робко,
Чувствую я тяжесть миллиардов лет.
Зов пространств бездонных манит за собою
К таинствам, которым объяснений нет.

Головокруженье круговерти звёздной,
Игры ветра с листьями, искры янтаря,
Блеск волны пологой, утренние росы -
Всё это живет во мне, во всем этом - я.

Мне б пропасть в дороге, пахнущей полынью,
Трепетно приникнув к матушке-земле,
Иль обняв руками воздух предрассветный,
Медленно растаять дымкой на заре.

2. "Прекрасный сын восторженной зари…"

Прекрасный сын восторженной зари,
Чей взор светлеет, обращаясь к небу,
Над жизнью возвышается и тленом,
Ему всё ведомо и рядом и вдали.

Он по колено - в девственных лесах,
Туманом облаков укрыты плечи,
Главою - посреди дороги млечной,
И звезды спят в блестящих волосах.

Потоки силы от него стремятся,
Ветрами разлетаясь над землей.
Он ночью освещает мир луной,
В руках лучи светила днём резвятся.

Спокойная улыбка на устах,
В изгибе губ тысячелетий мудрость.
Пред ним равны и гении и глупость -
Весь этот прах, рассеянный в веках.

А если только он заговорит -
Замрёт все вмиг от музыки небесной,
Опустится на землю сон чудесный,
Что зверь, что человек - пленён и спит.

И в этом сне лишь сладкая тоска,
И свет луны, мучительный и странный.
Пейзаж вокруг неясный и обманный,
Бежит неспешно времени река.

На берегу застыл единорог
В порыве истовом навстречу свету.
Прочерчен рогом в небе след кометы,
Волшебный зверь исторг протяжный вздох.

Ничто не нарушает тишины,
Над всем покой и грустное томленье,
Листвы ажурной слабое свеченье,
Блестящей от сияния луны.

Густы деревьев тёмные громады,
Лишь контуры сверкают серебром.
Извечно подпирают небосклон,
А под корнями их сокрыты клады.

Не серебро, не злато в кладах тех.
В них таинство, суть жизни вдохновенной:
Живое ввысь взметается мгновенно
И гаснет в срок, неведомый для всех.

В чём кроется начало, где конец?..
Мерцающих на небе звёзд нет краше,
Они молчат, как бессловесны стражи,
Священный стерегущие ларец.

Лишь странник очарованный бредёт,
Душа которого обожжена луною.
Он мыслью мучает себя одною
О силе той, что в даль его ведёт.

Постиг лишь то, что бесконечен путь,
Луна и волшебство неразделимы,
И велики космические силы,
Восторгом наполняющие грудь.

Устанет мир. Таится неизбежность
В пророчестве, которое сбывается.
Всё не умрёт, но многое меняется.
Лишь неизменной остаётся Вечность.

3. "В мою комнату дождь пред рассветом вбежал…"

В мою комнату дождь пред рассветом вбежал,
Пошумел, постучал по столу и окошкам.
Торопился он очень и скоро устал,
И разлился водой по тарелкам и плошкам.

Тёплым воздухом внутрь вступила весна,
С птичьим гомоном, запахом свежей земли.
Опьянила меня чаровница-краса,
Напоив нежным светом встающей зари.

Вторглось лето потом, во весь рот хохоча,
Накалило пространство до точки кипенья,
Придушило венком из цветов сгоряча,
Убежало, забыв попросить о прощенье.

Когда осень вошла - не услышал её,
Только сердце моё очутилось в плену,
Понял я, рухнув навзничь в златое жнивьё,
Что такой красоты никогда не найду.

Позже, к вечеру, в дом заглянула зима,
Мне на плечи накинув искрящийся мех.
Слоем снега покрыв подоконник, ушла,
До весны заморозив веселье и смех.

А потом была ночь, а на небе - луна,
А вокруг её - щедрою россыпью звёзды.
Торжество воцарилось, покой, тишина
И весь мир погрузился в волшебные грёзы.

4. "Стою в забытьи на платформе метро…"

Стою в забытьи на платформе метро,
И в чувствах своих не могу разобраться,
Здесь, под землёй, мне уютно, светло,
А наверху вьюга метёт, минус двадцать.

От ветра колючего - слёзы в глазах,
Душа заморожена, мысли невнятны,
Смотрю, как снежинки на чьих-то плечах
В тепле превращаются в мокрые пятна.

Но стужа, мгновенье спустя, отпустила,
Название станции вслух я читаю,
Губами едва шевеля: "Проспект Мира",
И душу вконец этим отогреваю.

У входа в тоннель семафор подмигнул,
Часы на табло подсчитали бесстрастно,
Что вот ещё несколько быстрых минут
Из жизни моей убежали напрасно.

Раздвинулись двери вагона, шипя,
Подобно воде, что спешит в водосток,
В них бросился сразу, надсадно шумя,
Уставший уж ждать торопливый поток.

Платформа отходит точь-в-точь по часам,
И, как всегда, поезд в тоннель смог вписаться,
Затёкшей спиной прислонился к дверям,
Хотя на них надпись "не прислоняться".

Пространство вагонное светом залито,
По стенам - докучной рекламы лохмотья,
Лица серьёзны, смеются лишь тихо
Двое мальчишек, стоящих напротив.

На лицах попутчиков - тени сомнений,
От них отвлекаю себя мыслью праздной:
Зачем мы все вместе в один вагон сели,
И кто Он, собравший нас здесь, таких разных?

Как мир многогранен! Вот поезд летит,
О чём-то своём люди в нём размышляют,
А где-то луна голубая грустит,
И вечные звёзды волшебно мерцают…

И под монотонный колёс перестук,
И промельк нечастый тоннельных огней,
Я делаю полный мистический круг
Над мчащимся поездом жизни своей.

5. "Я играю в Калифорнию, примеряю роль чужую…"

Я играю в Калифорнию, примеряю роль чужую,
Жизнь, мне вовсе незнакомую, пробую на вкус,
Горьковато-апельсиновый он мне душу растревожил,
В нем мечты о дальних странах и сюжеты детских снов.

На оранжевом "камаро" шестьдесят седьмого года
По шоссе вдоль океана, обо всем забыв, несусь,
В знойном ветре мне навстречу запах жаркого гудрона
Перемешан с ароматом апельсиновых садов.

День сменяется закатом, заполняющим полнеба,
А закат - полночным мраком, соблазняющим уснуть,
Лишь неоновые вспышки придорожных заведений,
Да мерцанье океана мне подсказывают путь.

Звезды, заблудившись в кронах королевских пальм, мне шепчут
Evergreenовые песни, нагоняя легкий сон.
Этот сон, хрустально хрупкий, на моих лежит ладонях,
Я, боясь спугнуть дыханьем, робко всматриваюсь вглубь.

На рассвете мой "камаро", как карета в старой сказке,
Серым лоскутом тумана растворился в вышине.
О потере не жалея, по песчаным брожу пляжам,
И под мерный шум прибоя избавляюсь от тоски.

От тоски и от раздумий о забавном иностранце,
На Пасифик Коуст Хайвэй потерявшемся совсем.
В Город Ангелов стремлюсь я, и о том не беспокоюсь,
Что могу я там утратить, что смогу я там найти.