Рада Петрова

Начало

Я плыву, я купаюсь, я погружаюсь на самое дно и вновь всплываю. И так бесконечно. Всегда. Навеки. Любовь переполняет меня, она во мне, она омывает меня, звучит во мне, она играет всеми кнопочками моего Я. Вот Вы, да, да, ВЫ! Я спрашиваю Вас, Вы любите музыку? Вы когда – нибудь прикасались к струнам виолончели, клавишам рояля? Вы слышали, как из глубин Мироздания рождается звук? Вы чувствовали, как в этом прикосновении вибрирует вся Все – лен - на – я!
Нет?! Так остановитесь и послушайте. Прошу Вас, остановитесь, послушайте. Прикоснитесь друг к другу, к любимым вещам, погладьте нежно-нежно кончиками пальцев … И Вы непременно услышите ЕЁ, имя которой ЛЮБОВЬ. А она услышит Вас и подхватит в свой поток, своими крепкими объятиями обнимет, и никогда, слышите? Никогда Вас не отпустит. …

***
- Э-эй, Агасфер, очнись. Опять мечтаешь? Смотри не опоздай отнести малюток в город. Сегодня твой день.
- Да, я не забыл. Отнесу. Успею…
Прекрасноликий юноша осторожно уложил младенцев в своих объятиях и полетел к городу...
***
Был необыкновенный летний день. Ирэн ждала. Еще немного, и вот-вот в мучительных схватках откроется новое дыхание жизни. Пьер судорожно сжимал пальцы, нервно курил. Он был терпелив, он тоже умел ждать. Сегодня это произойдет.

***
Агасфер приблизился к городу. «Какая ты хорошенькая, толстеныш - девочка! Агу, агу. Краса – а - вица. Ну и куда же тебя отнести? Ах, да. Знаю. К Пьер и Ирэн, они заждались…»
***

Так родилась я. «Здрасьте, - сказала я, про себя, конечно, двум улыбающимся зерцалам мужского и женского пола, умилённо смотрящих на меня». Это были мои дорогие родители, те самые Пьер и Ирэн, уже немолодые. В роддоме маму отнесли к категории «старородящих». Ну и ладно. Зато сколько счастья. Во всяком случае, меня–то оно переполняло, это точно, и я начала орать… Агасфер поцеловал меня на прощание и что-то шепнул. «Что? Что?..» Никак не могу вспомнить, но что-то очень важное… всё это вспомнится в своё назначенное время. А пока…
Папа взял меня на руки. Нежно прижался щетинистой щекой к моей, и мы пошли. Путь был долгим и нелегким. Уставший отец передавал меня в заботливые руки мамы. Оба они всё чаще и чаще стали уставать, передавая меня из рук в руки. Я росла, умнела, хорошела, толстела.
Путь всегда определяли родители, я покорно следовала за ними, что лишало меня самостоятельности. Иногда я протестовала, стремясь избавиться от излишней, как мне казалось, опеки. Особенно ревностно к моей самостоятельности относился отец. Будь его воля, он и вовсе никогда и никуда меня не отпускал. Мама была другой. Мы были идеальной семьей, в которой царили любовь и покой. Наконец родители поставили меня на ноги, я получила образование и начала работать «маминой мечтой» – МУчительницей (Музыки Учительницей).
Наш совместный путь становился все труднее, и однажды мы остановились, чтобы… попрощаться с папой…
Я стояла у пустой постели, слезы падали на смятую простынь, запомнившую очертания его измученного болезнью тела. «Почему? Почему? Почему?» - стучало в висках…
***
- Почему ты плачешь, Агасфер?
- Я плачу каждый раз, когда плачет Душа моего младенца, отнесенного в город… я должен немедленно лететь к Лоре…
***
Лора подошла к окну. Порывистый холодный ветер задребезжал стеклами. Но она не замечала, застыв в прозрачности уходящего дня. Она даже не представляла, какое тягостное испытание ей предстоит с этого дня – воспоминания прошлого. Лора вспоминала отца, и чем трогательнее были мгновения прожитого вместе, тем больнее становилось от потери. «Господи! Как мне невыносимо плохо!»…
***
- Лора! Лора! Посмотри на меня. Это я, Агасфер. Я здесь, с тобой, ну взгляни же, - Агасфер тщетно пытался обратить взгляд Лорэн на себя. Она его и не слышала, и не видела…
***
…Неожиданно оборвавшаяся от ветра засохшая ветка ударом о стекло вывела Лору из оцепенения. Она вздрогнула. За окном было темно и пусто. «И что теперь? Что мне теперь делать»? Тоской забарабанил дождь. Она почувствовала, что устала, замерзла и хочет спать. Старясь не смотреть на кровать отца, осторожно открыла дверь в комнату, где спала мама. Легла и провалилась в тягостный сон… «Хорошо, что мама со мной». Во сне она видела отца. Он приехал с моря, загорелый, молодой, очень красивый. Во сне она так сильно скучала по нему, с нетерпением ожидая его возвращения. «Папа, где ты был так долго? Ведь ты больше не уедешь? Мы будем всегда вместе? Да? Да?». «Да, да, вместе, - тихо ответил отец».
***
«Ну вот, наконец–то, хоть и не узнала меня, приняв за отца, зато услышала. – Агасфер смотрел на спящую Лору и размышлял, - Ах, Лора, Лора, все только начинается. А впрочем, мы не ведаем, где начало, где конец. Как хочется, чтобы ты вспомнила и научилась Слышать и Видеть …
***
Никак не удавалось открыть глаза. Набухшие от слез, веки слипались. Боль возобновилась, Лора заплакала. «Какой странный сон, - острая мысль резанула сознание». Она посмотрела на спящую мать. Бледное лицо её ничего не выражало. Душа блуждала в темных лабиринтах бесконечности… «От мира целого ты далека. И всё твоё от неизбежного»…
***
- Повелитель! Я скорблю вместе с моей Лорэн. Но пришел я не за тем, чтобы сообщить это. Так предопределено тобой: дети хоронят своих родителей. Но Лора ещё молода. Через год она останется совсем одна, умрёт мама, она ещё пока этого не знает. Эти потери станут для неё большим потрясением. Я пришел тебя просить, Повелитель! Лора не готова к этим потерям! В ее жизни нет настоящей любви,…она может сбиться с Пути и …
- И что ты хочешь, Агасфер?
- Я хочу помочь Лоре, хочу воплотиться в реальности …
- Агасфер! – строгий голос, оборвав, заставил замолчать юношу, - Я запретил вам вмешиваться в дела людей. Ты слишком раним, твоя жалость может повредить и привести в ещё большее заблуждение душу человека. Будь рядом, будь терпелив и терпим, и предоставь событиям следовать своим чередом. Плохое тоже разрушается временем. Лора должна пройти своё испытание одиночеством. Она должна научиться внимательно всматриваться в жизнь, принимать помощь и тогда возможно она научится Слышать и Видеть.
- Но ведь Лорэн … - но, побоявшись перечить Повелителю, уже про себя Агасфер прошептал: «может погибнуть». Ему было искренне жаль свою подопечную, ведь её душа оказалась у закрытой наглухо двери жизнелюбия. Хватит ли у нее сил открыть ее, преодолев скорбь и отчаяние?


* * * * *
- И что это за мода пошла, посвящать свои чувства асфальту: «Я тебя люблю». Любовь, брошенная к ногам, зыбким мелом нарисованная. Объяснение в любви асфальту? Или признание в любви кому–то на уровне асфальта? – Лора была явно не в настроении, а улыбчивая Мэри как обычно не замечала этого. Мэри придерживалась правила: «Практически нет такой области человеческой жизни, в которой бы улыбка не была тем волшебным ключиком, который открывает любые двери».
- Ну почему так мрачно, Лорик? Представь, вообрази, какой – нибудь влюбленный от избытка чувств и переполнявших его эмоций пишет «Я тебя люблю» на асфальте там, где ступает нога его возлюбленной: у входа в подъезд дома, перед крыльцом её офиса, у дверей магазина, в который она каждый день заходит после работы, под окном её комнаты, на остановке. Разве это не восхитительно?!
- Да что восхитительного в том, что сотни ног шаркают по этому «люблю», извините, сплевывают на эти переполненные эмоции.
- Ну, знаете ли, с Вами романтики не хлебнешь. – Подруги шутливо переходили на «Вы», когда начинали спорить.
- Когда действительно любят, - не уступала Лора, - чувства свои напоказ не выставляют.
- А если болеешь от любви? Вот между прочим, чтобы преодолеть эту болезнь, надо давать выход эмоциям, тогда не причиняешь боли ни «предмету» любви, ни себе. Вот. – Тоном, не терпящим возражения, сказала Мэри.
- Позвольте Вам заметить:
«Ну, если я люблю, любовью болен,
А тот другой берет всю жизнь мою,
Я ненависть сдержать тогда неволен,
И хоть в душе своей, но я его убью»…
- Ладно, умничать. Не будем спорить. Что для одних бред, для других жизнь, – примирительно ответила Мэри, – пусть лучше «Я тебя люблю» во всех присутственных местах, чем «Я тебя ненавижу». – Ты лучше скажи, как у тебя дела с Энтони?
- Да никак, – отмахнулась Лора. – Нет во мне любви. Бегут они от меня. Боятся, что ли? Знаешь, что он мне сказал? «Ты - высокомерная»!
- Лорик, не обижайся, но у тебя действительно высокие притязания к мужчинам.
- Да неужели? – огрызнулась Лорэн.
Мэри понимала мучения подруги, видела, как сильно она хотела вырваться из лабиринта своих переживаний, не обижалась на ее вспышки гнева, но всеми силами стремилась помочь. «А как? - не раз задавалась Мэри этим вопросом, - как ей помочь? Если иногда с ней, как с глухой и слепой разговариваешь? Очевидного не видит и не понимает».
- Куда мы с тобой идем? – Лора делала вид, что держит под контролем свои чувства. На самом деле именно сейчас, как никогда, ей хотелось выплеснуть их, хотя бы вот на этот злосчастный асфальт.
- Просто гуляем. – Мэри не стала лезть в душу и продолжать разговор, пусть Лора, когда захочет, тогда и поделится с ней. – Дыши, грейся, наслаждайся жизнью. И никакой любви, никакой боли, никакого бреда. И вообще, хватит смотреть под ноги. Смотри на солнце.

Лора вспомнила этот дневной диалог с подругой и задумалась. Друзей, кроме Мэри и книг, у нее не было. Родных тоже. Мир вокруг казался серым, а она в нем никому ненужной. «Вот сейчас сижу на балконе, поглаживаю лоб. А через балконное окно смотрит на меня моё отражение. Посмотри на себя внимательно. Вглядись в свои черты. Кто ты на самом деле? Круглое лицо, пухленькие щечки. Очки. Посмотри долго, пристально на себя. Посмотри со стороны так, как ты смотришь на других людей. Ты слишком серьёзная, даже с оттенком мрачности. А теперь улыбнись. Вот, к нашему портрету добавились зубы. Только вот глаза исчезли, превратились в щелочки. Нет, ты не привлекательная. Может быть, руку подставить под подбородок? Поставь. Посмотрим. Так, улыбнись, без зубов. Ну, вот теперь немного мягче и добрее. Ногу на ногу, слегка покачивая. Ну и на кого ты похожа? Во всяком случае, уже что–то появилось, кто – то появился, с кем можно и поболтать. Привет! Как дела? Никак? Угу! Выше подбородок, чуть- чуть немного в профиль. Ага, очки блеснули заходящим солнцем. Надо бы оправу поменять. Да? Есть желания? Очки поменять? А зачем? Все равно ты никому не нужна». Вечера тянулись мучительно долго. Вот заснуть бы, и уже не просыпаться. Никто и не вспомнит. Печаль Лорэн заплакала дождем. «Точка пустоты на потолке. В комнате много вещей, у каждой своя жизнь и воспоминания, - думала она. – У соседа наверху телефон разрывается от переживаний: звонит, звонит, звонит. А мой молчит, ко мне никто не бьется. Темно и пусто. Я хочу идти, идти, идти под дождем, снегом, градом, стихийным бедствием, просто идти и ни о чём не думать. Может быть, я приду, наконец, туда, где… Я ничего не вижу, потеряла путь. Всё в тумане, во мгле. Вокруг ни души. Я одна, совсем одна. Никогда не думала, что одиночество – это нестерпимая боль, боль, боль. А жизнь – это одиночество, одиночество, одиночество до конца дней. Лорэн, засыпая, вспомнила отца. …

* * * *
… И вдруг среди ночи. Нечеловеческий с-тон – н, гул –л, откуда - то из бездны, из бесконечности. Глаза распахнулись от страха. Лора замерла в ужасе, боясь пошевелиться. «Что это? – бухало сердце. Не – зна – ю – отдавалось в висках».
Лорэн приходила в себя, прислушиваясь к тишине. В комнате воцарился покой, мерное тиканье часов успокоило, способность думать вернулась. Лора тяжело вздохнула и разрыдалась, будто в ней что – то разорвалось. «Да это же струна в пианино лопнула, … наверное, да, точно, звук шел оттуда, из угла комнаты, где стоял инструмент. Как странно, разве так бывает»?

«- Лора, а ты что на пороге стоишь, заходи, - Отец толкнул дверь. Она не поддавалась. – Вот те раз, заело?
- А что там, за дверью, пап? – Лора с любопытством разглядывала странную дверь.
- Тебе понравится, мы с мамой давно ЭТО для тебя приготовили.
- Давай поиграем. Но, только, что бы я отгадала. – Тайна ей понравилась. Стало жутко интересно.
- В съедобное – несъедобное? – подыграл отец.
- Ну, да!
- Давай в другой раз, сегодня некогда, – отец опять попытался открыть. Дверь упрямилась.
- Пап, а ты не от себя толкай, а на себя, - догадалась Лора.
- Вот видишь умничка моя, ты и нашла выход.
Лора обхватила ручку, осторожно потянула на себя. Дверь открылась легко и бесшумно. И сразу зазвучала музыка.
- Это мне? – Лора обернулась … но отца не было. »
***
Агасфер ликовал. Какое прекрасное начало дня. Лора подошла к инструменту. Нежно – нежно коснулась кончиками пальцев глянца клавиш.
***
«Соль диез» … закрыла глаза. И услышала, как в бесконечность сорвался Звук … И как долгим эхом отозвалось: «Я здесь, Лора …» Как сильно она соскучилась. «До диез»… Как ей раньше в голову не приходило? Открыть крышку. Так просто. «Я здесь, Лора» … «Ми» …И вот они здесь. Слышат и Видят меня. …Мы – трезвучие, мы – вместе…И я Слышу. Мы неразлучны. Лора поняла, что не струна лопнула сегодня ночью, а вырвалось из нее горе и боль. Оторвалось то, что мешало жить и все начать сначала без груза прошлого, которого не вернуть.
Я плыву, я купаюсь, я погружаюсь на самое дно и вновь всплываю. И так бесконечно. Всегда. Навеки. Любовь переполняет меня, она во мне, она омывает меня, звучит во мне, она играет всеми кнопочками моего Я. Вот Вы, да, да, ВЫ! Я спрашиваю Вас, Вы любите музыку? Вы когда – нибудь прикасались к струнам виолончели, клавишам рояля? Вы слышали, как из глубин Мироздания рождается звук? Вы чувствовали, как в этом прикосновении вибрирует вся Все – лен - на – я!
Нет?! Так остановитесь и послушайте. Прошу Вас, остановитесь, послушайте. Прикоснитесь друг к другу, к любимым вещам, погладьте нежно-нежно кончиками пальцев… И Вы непременно услышите ЕЁ, имя которой ЛЮБОВЬ. А она услышит Вас и подхватит в свой поток, своими крепкими объятиями обнимет, и никогда, слышите? Никогда Вас не отпустит…

Мэри стояла у дверей. Не решалась позвонить. Она не верила своим ушам. «Лора? Играет? Сонату № 14? Ничто не вечно под луной.»

Письмо поэту - магу

Мне больно жить. И с этим я ничего не могу поделать. Плачу безутешно и горько.
Но, там, где-то в глубине меня, в лабиринте потерянного сознания и обнаженных чувств, подголосок Вашего Я, застывшее слово Вашей строки.
Им жаль меня, им хочется вырваться и помочь мне. И, сначала, очень тихо, едва шепотом, потом – громче и громче они говорят со мной, звучат во мне, рождая образы.
И вот я вижу Вас. Вы стоите на вершине горы, распахнув широко руки. На Ваших сильных ладонях – Восход и Закат, Жизнь и Смерть, Рождение и Забвение.
Я уже не плачу. Мне не до слез. Затаив дыхание, смотрю, как в едином потоке сливается то, что не могли удержать Ваши сильные ладони. И, подобно дирижеру во Вселенском Храме, Вы управляете этой Гармонией, Творите.
Ветер, стихия, ночь, день, солнце, луна, звезды устремляются к Вам. Все стремится к целостности.
И гора не выдерживает, сдается. Взметается огненный столп лавы. Гигантские потоки устремляются вниз, к океану.
А он, задохнулся, обезумел, а, может быть, ждал, устав от своей холодности.
Вы стоите на Вершине горы. Красивый, спокойный, мудрый как Бог.
И я знаю: Мир и жизнь не несут боль. Человек сам ее придумал.
А когда мне больно жить, я знаю, что мне с этим делать …