| |
|
Александра
Мойзых
Вздох*
Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.
Ф.Ницше
(*
- ссылки в конце повествования)
{
Мнение героя может не совпадать с мнением автора! }
Сколько
же надо было еще пережить, чтобы, наконец, понять, что жизнь – весьма
глупая, но прикольная штука? Лет в 10 впервые пробуешь над этим задумываться.
И дальше каждый раз натыкаешься на все новые и новые доказательства. Жизнь
- бред. Но мой собственный бред – это самое важное в жизни.
Мой рок-н-ролл, мой!
Под
ногами змеятся блестящие трамвайные рельсы. Шумит шоссе. Из снятых наушников
пробивается «Экспериментатор» с последующим «Атеистом». Люблю Алису. Правда,
Кинчев уже кончился, а его рок-н-ролл мертв. Но его панк, как ни странно,
еще жив, как Павлик Морозов. Когда я говорю о выживании старого доброго
отечественного PUNK’а, ничего общего с опопсевшим калифорнийским не имеющего,
я, конечно, подразумеваю Лес –группу, где я на микрофоне. (Каждый раз
они пытаются пихнуть мне в руки гитару, но безуспешно. Скакать, как психованная
(почему как?), по сцене, демонстрируя всем свою крепкую дыхалку и еще
много всего, гораздо прикольнее.) Что я научилась по жизни делать качественно
- так это стебаться. Thanks моей PR-лаборатории, в которой я проторчала
года три, пока не забила на все это дерьмо и не пустилась во все тяжкие.
Что я ценю в себе, так это зверскую любовь к жизни, которая, скорее всего,
является именно ненавистью. А ненавижу я жизнь за то, что никак не могу
поставить жирную точку в своем существовании. Точки ставятся почти каждый
день, но тут же, как следствие какого–то бага в текстовом редакторе, точки
эти превращаются в многоточия. Когда это началось? Скорее всего, когда
я поступила в этот дурацкий и горячо мною любимый Московский Авиационный
институт. Почему туда? А у меня был выбор?! Я иного себе и представить
не могла, 2 года посещая курсы при ИнЯзе.
Хотя, все началось гораздо раньше. Лет в 12 я начала понимать, что обожаю
свой бред и заморочки. Потом пришла любовь к депрессняку, концепции “жизни.net”,
всяким мерзостям, смерти и трэшу. А что я поняла совсем недавно - так
это то, что в жизни я больше всего ценю не счастье, не все хорошее, а
экспу. В смысле expirience, то есть опыт. Причем, чем сильнее меня этот
опыт задевает, тем круче. Неважно, какой опыт – положительный или отрицательный
– заводит он меня одинаково. В этом проявляется мое садо-мазо.
В 13 лет я осознала, что ничего меня в этой жизни не радует. Поэтому выкинула
из головы the Prodigy и перекинулась на Курта Кобейна. Как раз в это время
я была безоговорочно сослана предками на дачу к бабушке. Ошибка родителей
была налицо: рядом располагался лагерь хиппи, вернее, всего, что от них
осталось. Эти постепенно увядающие дети-цветы вполне успешно продолжали
жить по принципу «sex, drugs & rock’n’roll», что меня больше чем больше
устраивало. Я, естественно, точь-в-точь, как вышеупомянутый Костя Кинчев,
повадилась туда шататься. Вся атрибутика вольной жизни скользнула мне
в руки, я почувствовала это, и уже навсегда слетела с тормозов.
Нельзя сказать, что максимум, чему я научилась за эти счастливые каникулы
у бабушки на даче, - это выкуривать по 3 сигареты “Мальборо” за раз и
не падать в обморок, пить коньяк, занюхивая чужими волосами и орать “Все
идет по плану”. Главным было то, что я первый раз взяла в руки гитару
и вскоре (спасибо моей музыкальной школе, где я играла на фортепиано)
научилась довольно сносно на ней играть.
А еще я научилась плевать на все. В общем-то, это оказалось вовсе не сложно.
По крайней мере, легче, чем относиться к чему-то серьезно.
Тогда же мне впервые дали курнуть плану. Ой, блин!.. Я так пристрастилась
к этой дряни, что последующие три года от одной мысли о ней меня не просто
тянуло блевать, меня охватывал жуткий страх. Я действительно перестремалась.
Ну, знаете ли, не каждый день цветочки на обоях связываются в морские
узлы, а стены падают на тебя, как карточный домик.
Потом пришли иные времена… Косички мои становились длиннее. Одно время
я хотела их покрасить в красный цвет. Это было как раз тогда, когда я
неожиданно въехала в Гр.Об и Янку Дягилеву – на самом деле недавно…
…Брр! Опять какая-то толпень. Ну что, бить будут или пивом поделятся?
Пивом поделились, звали порт пить. А-аа нах! Я лучше беленьким заправлюсь,
тем более Крымским. Тем более, оно в рюкзаке… Когда пьешь Таманское Белое,
как будто попадаешь в отдельное измерение, где вся природа похожа на карты
из “Аллодов”, а поздней осенью – на кадры из триллера “Sleepy Hollow”.
Солнце жарит, чтоб оно пропало! Сентябрь – гадкий месяц. Везде рыжий цвет.
Обожаю его, но не сегодня. После вчерашнего концерта, как окаянная, болит
башка. Смотрю на синее небо. Сегодня оно совсем близко.
Люблю этот бредовый город. В нем такой же сумбур, как и в моей башке.
Все гудит и пахнет бензином. Правильно, не фига по шоссе ходить. Но –
привычка: по рельсам ходить проще. Идешь – и кажется, что ничто не может
выбить тебя из колеи и начать шатать в стороны. Как сказал Мартынов, жизнь
– тельняшка, только перевернутая перпендикулярно, так, что сверху вниз
ты движешься по белой полосе, а когда тебя начинает шатать, ты попадаешь
на черные полосы по краям.
…К
тому времени, как Маевник* стал мне родным домом, у меня уже было что-то
вроде ансамбля, состоявшего сплошь из неотесанных чайников, от которых
я свалила ввиду их вполне конкретного нежелания чего-либо делать. Когда,
выпив чуток и курнув, мы приступали к репетиции, из меня энергия била
бурным потоком, а эти уродцы умудрялись ужраться в такую задницу, что
извлечь их оттуда уже не представлялось возможным. Мне же всегда и везде
важнее всего была моя Резоната, подаренная еще предкам на свадьбу, да
бумага с ручкой.
…Тогда
я купила 3 литра свежего молдавского вина, и мы со Шкипером его распивали.
Дело было в Плешково*, в заводи у моста. Мы пили вино, рядом шумела дорога.
Мигали звезды и бакены. В реке отражалось небо и старые ивы. Самое страшное
– думать о том, что вдруг это больше не повториться. Мы стояли босыми
ногами на мокрой земле, дышали пропитанным рекой воздухом, чувствовали,
что вот сейчас мы – это мы, и кроме того, что происходит сейчас вокруг,
нет больше ничего. Мы отчаянно смеялись по поводу и без повода.
Дальше, конечно, и была любовь, но счастья не было по той причине, что
его просто не хотелось. А Шкипа я люблю за то, что могу иногда на него
смотреть или, наоборот, не видеть его и не вспоминать.
…Просто
здорово идти по Ленинградке, думая о разной чепухе, в том числе и о том,
кто есть ху и где есть что. Вчерашний сейшн выбил меня из колеи окончательно.
Тиша опять нажрался и орал из-за кулис, чтобы мы «бросали эту х…ню» и
пытался выдернуть всех на речку. Мне и самой хотелось все бросить. Казалось,
если уйду, ничего не изменится. И если бы не два – три десятка счастливых
пачек из толпы, смотрящих на меня влюбленными и понимающими глазами преданной
собаки, я бы, ей богу, ушла, бросила все. Ушла бы к шоссе, поймала бы
тачку и смылась с тетрадкой и гитарой в какие-нибудь зрелые поля – наслаждаться
рыжестью свежей осени.
Но они орали, и я орала, бесилась, как заводная, а потом схватила басиста,
утащила его за сцену и сказала, что больше не хочу. Он насильно вытащил
меня обратно, спели еще трешку песен на бис – и тут меня охватило бешенство.
Как будто во мне все перевернулось: башка закружилась, дух захватило,
и я явственно почувствовала, что становлюсь звездой рок-н-ролла…
…Тогда, то есть прошлым летом, по пути в спортивный лагерь на Волге, валяясь
на заднем сиденье катера, я уже твердо знала, что по-другому быть и не
может.
Под воздействием сил притяженья к бутылке
Отпускаем грехи мы друг другу в Курилке.
(народное творчество)
В
сентябре я пошла в МАИ. Начался всяческий геморрой: начерталка, инженерка...
В первую же неделю меня потащили гулять мои одногруппники, уже давно знавшие
друг друга (они 4 года проучились вместе в технаре). Где вино, там и гитара.
Народ вскоре пронял, что мои восемь лет в музыкалке плюс четыре года игры
на гитаре не прошли даром, и петь меня заставляли постоянно. В основном,
орали Гражданскую Оборону, КИНО и Чижа – про Фантом, про больную девушку,
про группу крови на рукаве и про то, что все идет по плану. Сборища эти
проходили на площадке во дворе детского сада, поэтому обычно в самый разгар
веселья появлялся хиленький коротышка–мент и под дружный хор обалдевших
бабушек просил нас найти другое место для организации дебошей. Однажды
он явился в тот момент, когда я вдохновенно пела тихую мелодичную полу-бардовскую
песню «Белая Гвардия», и назвал меня антисоциальным субъектом, собирающим
вокруг себя толпы уродов…
В Маевнике всегда собираются тусовы. Везде: в детсаду, под лестницей в
ГУКе (Главный Учебный Корпус), в ДК на третьем этаже – на территории института
полно разных хороших местечек. Тусуются хиппи, рокеры, панки, скины, укурки
и просто народ – люди умные, но полнейшие раздолбаи, в основном музыканты
и программисты.
Место под лестницей гордо носит название «Курилка». Если, сидя на полу
Курилки, задрать голову, можно увидеть над собой желтую, квадратную, бесконечную
спираль лестницы. Такое ощущение, будто находишься внутри гигантской египетской
пирамиды. Здесь треплются (главные темы – музыка, Толкиен, травля всяческих
баек и обсуждение прошедших сейшенов), поют песни под аккомпанемент переломанной
гитары, на которой бренчат все, кому не лень. Пьют портвейн за 32 рубля
и, в общем, подрывают здоровье. При заходе в Курилку на тебя тут же устремляется
десяток горящих умоляющих глаз и кто-нибудь спрашивает: «Чирика не найдется?».
Сегодня в Курилке было тихо. Год только начался, на улице тепло – вот
мы и вылезли на рыжий свет. Ромик, занятный парнишка, гитарист, сидел
на крылечке и щурился на солнце.
- Все течет, все изменяется, - сказал он. - Я ухожу из института.
- Какого черта, Ромик?
- Задрало все.
- А-а, ну это нормально.
Я знала, что он не уйдет.
Ровно год назад я сидела тут же, на крыльце, и слушала, как народ радовался:
- Прикинь, студенты теперь!..
Я прикинула, что уже студентка, и сразу же занялась активной студенческой
жизнью: яхтклуб, альпклуб, КВН, карты, деньги, два ствола…
В альпклубе со мной приключилась веселенькая история.
Все происходило в один из беспечнейших сентябрьских дней, который начался
с того, что я вполне удачно послала одногруппника по фамилии Исаев. Сейчас
мы очень даже неплохо общаемся, однако тогда Штирлиц был явно не в порядке,
поэтому с утра меня в кои-то веки мучила совесть (!!!) и ощущение, выразить
которое можно популярной нецензурной цитатой из творчества группы «Ленинград».
Однако, прочитав какой-то загадочный призыв веселым и находчивым, я все
же решила пойти на собрание будущих кэвээнщиков. Так вот, спускаюсь я
после занятий по лестнице к зеркалу, вижу: стоит кучка человек из десяти,
а в центре парнишка в ярко-оранжевой майке, с деревянной фенькой на шее,
базарит со всеми одновременно. Меня сразу на ржач пробрало - жестами и
общим впечатлением от костюма он был ужасно похож на кришнаита.
Оказалось, что мы должны подготовить выступление на вечере Козерога нашего
фака. Второкурсники, то есть козероги со стажем, обязанностью которых
была организация КВН-овского собрания, ничего внятного сказать не смогли.
В результате я взяла этого самого парнишку, которого звали, кстати (или
некстати?), Димой*, и мы пошли пить пиво. Ну да, супер было: травка вокруг
зеленеет, птички поют, солнышко светит, сидим в каком-то дворе и потягиваем
«Бочкарева»… Мы все еще чувствовали себя школьниками, вырвавшимися на
свободу, и беззаботность наша перла из всех щелей.
Получив порцию нехитрых удовольствий, я отправилась в альпклуб. В подвальном
помещении тусовался какой-то народ. На старой пластинке играла группа
КИНО. У меня в ушах был Slipknot. На стенах висели календари с видами
Эльбруса, Юго-Западного Памира, Алтая и даже Мак-Кинли. Я молча разглядывала
комнату и проникалась всеобщим решительным настроением.
- Можно записаться?
- Давай, – махнул рукой чернявый симпатяжка.
Тут меня и прихватило, как это обычно бывает: глаза встретились - и понеслась.
Как по нотам.
Побежали 6 км до плотины. Люблю бегать. Все просто: беги да думай. Мысли
сразу в простые и понятные цепочки складываются, иногда только дыхалка
подводит.
Этот симпатяжка С.А. здорово вклинился в мое сознание. Сопротивляться
было поздно, поэтому пришлось срочно строить грандиозные планы по одомашниванию
этого снежного барсика.
Честно говоря, даже и представить не могла, как влипла. Влипла в мокрую
свежесть осеннего парка, в черноту асфальта и просторы неба. Было почти
лето. Я наслаждалась столь быстро добытыми лаврами, бесилась, пыталась
подтянуться, Сашка ловил меня, мы смеялись до потери пульса. С первой
секунды мы прониклись кайфом этой свободы. У нас были общие интересы:
яхты и горы. Пробежка несколько затянулась.
Придя в клуб уже около десяти вечера, мы обнаружили всеобщий переполох,
а именно: на столе стояли кружки и лежали деньги; шел спор: ящик пива
или десять боттлов портвейна?
- Ластик есть? Ластик дайте! – крикнул кто-то.
- Зачем? – поинтересовались мы.
- Карту Америки стирать!
- Что?
Это было как раз 11-ое сентября 2001-ого года*.
- Так значит у нас сегодня два повода? – улыбнулся Сашка.
- А какой второй? – спросила я.
- Да вот, женюсь в пятницу…
Народ, вас когда-нибудь било всеми двумястами двадцатью вольтами сразу?
Меня – да!!! Если не всеми тремястами восьмьюдесятью зарядило. Прошибло
холодным потом, а волосы встали дыбом.
- Отлично, - взбудораженно воскликнула я. - Поздравляю! - и, промямлив
что-то вроде «пойду домой матан делать», пробкой вылетела на улицу – только
для того, чтобы глотнуть воздуха. В голове стучало одно: «Ух ты! Ни хрена
себе!».
На улице была почти летняя городская пульсирующая ночь. В эту же ночь
полминуты спустя выскочил Сашка.
- Кто хоть она?
- Катя.
- Ммм… А кто это?
- Ну, помнишь, с нами полпути бежала.
Отлично. Значит, я ее видела. Значит, она из альпклуба.
Я молчала. А что было делать? Сашка тоже молчал. В конце концов задал
риторический вопрос:
- А, ты думаешь, мне хорошо?
- Не знаю. – Я почему-то испугалась.
- Да ни хрена! – заорал он. – Вот у тебя все о’кей, ты же не женишься!
Понимаешь, плевать ты на все это хотела!
Ну, я и плюнула в асфальт, а он продолжал:
- Мне хреново, мне! Я женюсь, а ты свободна!
Гениально. Пару часов назад познакомились, а уже выясняем отношения, как
будто общались, как минимум, лет десять, причем все десять лет были «явки,
пароли, чужие дачи».
- Да ладно, Сашка, - я повисла у него на шее. - Мне тоже не очень-то…
Слушай, а давай завтра поедем на 470-ке кататься?
470-ка – это яхта такая двухместная, олимпийского класса.
…А на следующий день было совсем лето. Мы болтались по акватории Химкинского
водохранилища, пили Staropramen и хватали за хвост улетающее счастье.
- Слушай, ну ты хоть придешь ко мне на свадьбу?
- Легко.
- Тогда приходи в клуб в воскресенье, к трем часам.
- А мы больше не увидимся?
- Давай завтра?
Так мы и встречались всю неделю. Проводили вместе целые дни. Я выжала
из этой недели все. Мы дважды ходили на яхте, ездили на электричках в
лес с его несколько удивленными друзьями, гоняли в ночи на его «девятке»,
катались на великах, шлялись по Москве, Яхроме, Долгопрудному. Он догуливал
свое ребячество, а я – не знаю.
Прости, не знаю имени,
Но это не беда.
Возьми меня, возьми меня
В другие города.
…
- Сколько тебе лет?
- Семнадцать.
- А, ну да, ты же козерожка…
- А тебе?
- Двадцать два…
- …
На свадьбу я пришла со своим старостой и долго поздравляла Сашку, повиснув
у него на шее.
Вот так я ушла из альпклуба в турклуб. С турклубом мы выезжали на тренировки
и слеты, дважды в неделю таскались на пробежку, тусовались в соседнем
с альпклубом подвале.
В эти дни моя жизнь была до неприличия проста. Каждое утро я вставала,
пила кофе, смотрела на улицу, на небо, шла в институт, вечером – по клубам,
по пиву. Но не было какого-то нерва. Не было идей, не было песен. Из своего
вечного переходного возраста я вернулась в детство. Каждый день радуясь
новой игрушке, я не ценила ее, а позже, когда игрушки стали ломаться,
я начала писать о них песни. Хотя, в общем-то ничего не ломалось. Просто
в конце концов что-то сломалось во мне, и я начала испытывать более сильные
чувства к тем же игрушкам.
Возле нашего профбюро висела объява:
« КВН собирается 21 сентября в 17.00. С вопросами обращаться к старосте
группы 03-114 Колотеву Дмитрию (ВОЖДЬ).».
Я тупо пялилась на этот цветной листок. Сзади ходили гудящие толпы студентов.
Я была готова к медленному погружению в депрессняк. Решение забить «линейку»*
избавило меня от дальнейших размышлений, и я отправилась на улицу, где
меня ждал еще малознакомый Вирус – симпатичный парнишка широких штанах
с нашивкой «the Prodigy» и кепке «Шлэзенгер», неожиданно открывший для
себя, что он панк.
Был отвратно-холодный сентябрьский день. Мы прошли мимо разноцветных корпусов
института, вышли через проходную и свернули в серые дворы, где тусовались
скины.
- Мойзых!!! – скин-герл была просто офигенно рада меня видеть, когда-то
мы вместе учились в школе. «Мойзых» – это, к слову, не скиновское приветствие
типа «хайль», а просто-напросто моя фамилия.
- Здорово, Лерка. Как жизнь?
Тут были Грэм с Проповедом – простые русские скинхеды, которые, в основном,
занимались тем, что довольно насильственными методами обували граждан
и на собранные деньги тихо бухали с панками, во все горло распевая пацифиста
Чигракова, Цоя, альтернативщиков IFK и вполне реальный панк. Да-а… Скоро
Курилку будут посещать призраки живых и мертвых рок-н-ролльщиков, чтобы
|
