Лина Литвинова

ПТИЧКИ-ПИНГВИНЫ

Я слышу крик позади себя: «Беги! Не сдавайся! Ты будешь жить». Я боюсь оглянуться и узнать, что все это значит, но я бегу и не сдаюсь. Я бегу до первых судорог в лодыжках, до хрипов в горле, до жжения в груди. А потом я останавливаюсь, слезы падают на обожженный солнцем асфальт. Суставы не выдерживают, ноги ломаются пополам …. Звездами рассыпается острая боль в коленях, я забываюсь, умираю, падаю в пустоту, пропадаю, исчезаю…

Все началось с телефонных звонков. Где бы ни появлялся телефон - он тут же звонил. Мне приходилось снимать трубку. На другом конце провода, среди треска чужих разговоров меня называли разными именами. Моим ответом было всегда: «Вы ошиблись номером». Телефон на работе, дома, мобильный - каждый на свой лад, издавая кастрированные звуки, разрывали мой слух очередной ошибкой.
Звонки прекратились, когда все вокруг перестали звать меня по имени. Сначала так было на работе, после это перешло ко всем моим друзьям и знакомым. Вскоре даже и мои родители перестали обращаться ко мне по имени. Мое имя больше не склоняли, не приставляли к нему суффиксы, и тут появилось удивление. Задумывались ли вы, как ваше настроение, поведение и образ мысли зависят от вашего имени? Постепенно забылись мои прозвища, ко мне никак не обращались. Понемногу мое общение со всеми вокруг свелось к необходимому минимуму. Покупка продуктов в магазине, разговор с коллегой, звонок подруге. Телефоны молчали.
После этого стерлась моя личность. Она (личность) пропала сначала из всех банковских реестров. Ни одна моя пластиковая карта больше не выдавала мне средства к существованию. Все кредиты, закладные исчезли. Мои долги, моя прибыль испарились в воздухе. Затем меня не стало в больницах. Ни одной медицинской карты. Нет социального, пенсионного страхования. Меня стала забавлять эта игра. Не стало человека с определенным буквенным кодом в паспорте, и в школе, и университете. Ни аттестата, ни диплома. Ничего.
Не было нужды ходить на работу. Там тоже не было моих данных. Пришлось отключить все телефоны.
Пропали документы и фотографии. Не осталось даже тех, где я в младенчестве. С пожелтевших кусков бумаги мне улыбались мои родители, а там где до этого было мое изображение - пусто. Как будто и не было никогда. Не приходила почта. Ни счетов, ни рекламных буклетов. Можно было подумать, что это я в загробном мире. Но нет – люди по-прежнему жили своими заботами и замечали меня на улицах. Соседи здоровались, а друзья заходили в гости. Телефоны стали жить своей обычной жизнью, как будто их и не отключали. Они звонили и на мое робкое «Алло» отвечали разными голосами. И никогда не называли меня по имени. Мой страх сменился на равнодушие. Мне снова приходилось доказывать свое присутствие, отрицая чужие названия.
Мое существование перестало иметь какой-либо смысл. Действия, производимые мной, тоже утратили былую необходимость. Постепенно пропала нужда содержать себя в чистоте, принимать пищу, заниматься сексом. Моим единственным другом стал телевизор. Реалити – шоу, сериалы, комедии. Иногда новости. Жизнь остановилась, замерла. Телевизор работал днем, во время сна, утром при пробуждении. Мы стали единым целым. Не было усталости – исчезла потребность отдыхать. Так пропал сон. Телефоны продолжали звонить, но у меня появилась возможность не брать трубку.
Постепенно мною были заколочены окна, затем двери. Перестали приходить гости, заходить соседи за солью. Меня не стало и вместе с тем исчезло беспокойство. Телефоны были раздроблены молотком, а их прах был пущен по ветру. Наконец-то они перестали звонить.
Незаметно, шепотом с моих губ слетели слова: «Меня больше нет», и так произошло рождение неизвестного.
Что-то безвозвратно ушло, а что-то изменилось. Когда нет друзей – нет и врагов. Я выкуриваю длинные метры сигарет в день, упиваясь кофе до глухих ударов сердца в висках. I’m so happy...
В четверг ночью в дверь позвонил старый друг. Вместе мы оторвали доски, стерегущие меня. Выпили ямайского рома. Потанцевали. Мы это всегда любили, стоя друг напротив друга, слегка наклонив корпус, изгибая плечи волной, потирая ковер носками в такт музыке. Два хищных животных в брачный период, а глаза радостные. После таких танцев мы заваливаемся на пол, полуголые и лежим обнимаемся, смеемся.
- Как тебя зовут? - спрашивает он.
- Не знаю…- отвечаю я.
- Тебе нельзя без имени.
- Почему?
- Мы отправляемся в путешествие, мне надо знать, как тебя зовут, – пояснил он.
- ….?
- Давай я придумаю тебе имя сам. Тебя будут звать Ты. А меня Я, - смеется он.
- Хорошо, - смеюсь я в ответ.
Мы танцуем и рассказываем друг другу наши мечты. Пьем ром и курим. Обнимаемся и целуемся. Признаемся в любви. Ищем отражение мира в глазах друг друга. Я засыпаю, а он смотрит на меня, напевая мне колыбельную.

Наутро мы собрали рюкзаки. Достали из кладовки велосипеды, выбросили его мобильник. Снова заколотили мою дверь.
Немного хмурые после рома и безудержного веселья накануне, мы приколачиваем на входную дверь мою квартиры табличку: «Ты уехал отдыхать, а Я поехал с ним, движимый желанием узнать имя Ты». Долго смеемся и решаем сделать первый привал на лестничной площадке. Отрываем одну доску от дверей, разжигаем костер, выпиваем по чашке кофе из термоса и Я рассказывает мне историю. Когда его сын был еще младенцем, он выпал из окна. Я не успел его поймать, и ему только оставалось наблюдать, как его ребенок становится маленьким пятнышком где-то внизу. Его ребенок не кричал и не плакал. Он всего лишь летел в серую асфальтированную бездну. Я побежал сломя голову вниз за обрывками маленького, теплого человеческого комочка, которого он вызвал из небытия когда-то. Но на тротуаре, под окном ничего не было. Сын Я улетел на небо. Я видел его смеющегося и порхающего в небе как птичка – колибри. Я поделился со мной, сказав, что хотел бы еще раз хотя бы глазком увидеть своего ребенка. Выкуриваем по сигарете в теплой темноте подъезда, и выходим на улицу. Запрыгиваем на велосипеды и едем на окраину города. Сквозь шумы стального города Я кричит мне, указывая правильные направления. Я улыбаюсь ему в ответ и стараюсь не сбиться с курса. Мы немного растеряли друг друга, когда выехали на десятиполосную автостраду, выходящую на мост. На мосту мы оказались по разные стороны. Я машу ему рукой, а он машет мне в ответ. Ветер раздувает наши волосы и мне немного трудно дышать. Я думаю о Я, о нашем путешествии, о его сыне. О своей работе, о друзьях, о заколоченных окнах и телефонах, которые больше не позвонят. О паспортах и птичках – колибри. Об Антарктике, где живут императорские пингвины. Смешные, они ходят по белому снегу, а над ними белое небо. Природа наградила их уникальной чертой – им не надо прятаться и маскироваться, поэтому они не белые, а в черных фраках с цветной манишкой. Интересно, думаю я, они питаются рыбой, а ими никто не питается. Их не убивают ради меха, ради жира или еще чего-нибудь. Они занимаются сексом, как все млекопитающие, но откладывают детей яйцами, не размножаясь в неволе. Им настолько претит несвобода, что они предпочитают однополые отношения. Великие существа пингвины. Мне бы так.
Мои мысли время от времени прерываются гудками клаксонов, я всегда оборачиваюсь, чтобы посмотреть в глаза бездушных монстров корпорации Форда. Некоторые из них наивно-испуганные – у них круглые глаза, с удивленным бампером – улыбкой. Бывают нахрапистые и наглые, или злобные, или счастливо–пьяные. Последние самые опасные, они не попадают в свою полосу, а, удаляясь от меня, жеманно повиливают хвостом. Стараюсь не упускать из вида Я, закидываю руку для того, чтобы он увидел ее и вскинул наверх свою. Бормочу что-то восторженно-несуразное, когда вижу его тоненькую ручку – веточку.
Темнеет, и глаза моих бездушных попутчиков загораются теплым, как из-под абажуров, светом. Я перестаю поворачиваться к ним, чтобы не ослепнуть. Совсем не вижу Я, мне немного страшно, но я креплюсь, собрав все молитвы в одну, и прошу, не зная у кого, чтобы мы встретились внизу у подножья моста. Я думаю про нашу встречу – мы начнем, перебивая друг друга, рассказывать о машинах на мосту, об опасениях, заставляющих крутить педали быстрее. Наверное, вспомним притчу о человеке, которого гнали по свету собственные страхи. Посмеемся и устроим привал.
Я закидываю голову наверх, ищу Кассиопею, Большую и Малую Медведицу, Сириус. Смотрю на звезды до онемения шейных позвонков и суставов, до их угасания. Потом я засыпаю.
Просыпаюсь утром, на поляне. Я заливается и держится за живот от смеха.
- Я буду звать тебя Соней! – давится хохотом он.
- С меня хватит и Ты, - бурчу я в ответ.
Оглядываю поляну, ставшую моей кроватью. Желто-серая трава, мусор – и так на протяжении многих километров. На берегу реки бетонные конструкции, свидетельствующие о существовании города где-то неподалеку. Мне непонятно их предназначение, но я впадаю в гипнотический транс от мерного жужжания.
- Трансформаторные будки, - поясняет Я. – В них содержатся души невольников.
- …?
- Невольники – это люди, отдавшие свою жизнь городу. Они всю жизнь называют себя одним именем, а после смерти их души попадают в эти будки. Это подарок от города – кладбище душ.
- А куда попадем мы после смерти?
- В долину.
- Какую еще долину?
- Не знаю. Умрешь – посмотришь, - опять смеется он.
За завтраком Я наливает немного вина в чай. Мне становится весело, как и ему, и мы наспор рассказываем друг другу самую смешную историю. Моя становится победительницей. Она про моего босса, который каждый день приходил на работу раньше всех и устраивал подчиненным строгий выговор, с удержанием жалованья за опоздание. Я смеется так долго, что я беспокоюсь за него. Завернутый в байковое одеяло, с висящими с волос листьями он похож на индейца. Индеец Веселый Смех. Индеец Не Знающий Грусти. Мы решаем пока не ехать, а как следует распрощаться с городом. До заката мы рыхлим землю, помогаем дикому плющу увить трансформаторные будки, расчищаем кусок берега от мусора.
- Если мы вернемся сюда, то увидим живую поляну, - радуется Я.
Я хмурюсь в ответ. Я передразнивает меня, и мы смеемся над этой нелепицей, потом обнимаемся и так и стоим под звездным небом, на возделанной нами земле. Трансформаторные будки перестают жужжать - мы ложимся спать.
Утро в лесу. Пляшущие травинки, сияние цветов, солнце, живущее в его листьях. Я растворяется в нем, и мне остается только ловить остатки его запаха меж травинок. Я поднимаю глаза выше и заросли дикорастущих кустов – они выстраивают стену между мной и лесом. Мои верные стражи. Мне хочется окликнуть Я, но я боюсь нарушить звенящую тишину. Я сам подкрадывается ко мне сзади и шепчет:
- Не сворачивай с тропинки.
- Почему? – шепчу я в ответ, но Я уже исчез.
Мне остается только ехать по его следу – едва заметной золотой пыли из молекул самого Я.

***
Отсветы пламени выделяют наши лица из темноты. Я прошу рассказать мне про невольников. Я отпивает травного настоя и хмурится. Ему неприятно вспоминать. Сначала у людей появилась история. Затем имена. Так они стали людьми, живущими в несвободе. Люди – фальшивки. Они догадываются о существовании Я и хотят его обмануть, выдавая себя за самого Я.
Я падаю в мягкую траву и напеваю песни. Мне трудно вспомнить свое прошлое. И тогда это не значило, что у меня нет будущего.

***
Мой кошмар вернулся на следующее утро. В поле, где до этого росли только сорняки, стояла красного цвета телефонная будка. Мы медленно подъехали к ней и, естественно, она стала издавать звенящую трель. Я кивнул мне – возьми трубку. Я беспомощно оглядываюсь, надеясь найти опровержение заранее определенному. Смотрю с мольбой в глазах на Я, но он, кажется, забыл обо мне. Беззаботно он насвистывает мелодию и смотрит на птиц в небе. Сдается, уже осень. Моя голова превращается в раскаленный шар от прилившей крови к щекам, к мозгу. Я воин с головой петуха. Набираю воздуха, не выпуская его из себя, беру трубку.
- Алло…
- Кто ты? – механический, бездушный голос.
- Не знаю.
- Узнай кто ты. Это необходимо. Узнай кто ты. Узнай кто ты. Узнай кто ты.
Короткие гудки. Кто я? Как меня зовут? Зачем я здесь? Я не знаю. Это загадка мучила меня и без того долго. После этого с меня слетела шелуха, отмерла вся старая кожа, данная мне от рождения и вследствие моей жизни. Мне не хочется узнавать ничего из того, что следовало бы знать каждому человеку.
- Выполняй, – кричит Я.
Поднимается ветер, надвигается тьма. Мир рушится на мелкие атомы у меня в голове. Я вырастает до невероятных размеров, становится гигантом. Ураган захватывает деревья и валежник, прибирая и меня. Я плыву по воздуху - вокруг свет, листья, мертвые животные. Я не задираю голову потому, что знаю, что увижу ухмылку Я.
Мой первый обряд инициации. Становишься существом с определенным полом. Теперь ты волен выбирать с кем тебе жить, можешь ли ты продолжать себя в розовых пупсах. Тебя начинают называть и вешать на тебя ярлыки. Они различаются между собой, и поэтому, невозможно стать кем-то одним, все время разный. В конце концов, это приводит к полному забвению себя. Стоишь в одном ряду с такими же несчастными, скованными по швам, одинаковыми. Лепечешь какие-то слова про то кто ты и что ты. Врешь всем, себе.
Пробираешься по асфальтированным тропам, прячешься в тени пыльных домов.
Еще один обман, еще одна инициация. Кем бы стать на этот раз? Хорошим Работником. Крахмальные воротники, мобильный телефон, электронная почта, факс. Прежде чем что-то сказать тщательно все можно обдумать. Без интонации и голоса. Ты как кульминация бездушности.
Забываешься в дорогих барах, на дружеских вечеринках, в погоне за самыми модными одеждами. А можно обойтись одной шкурой. Все твои части толкают тебя на поступки. Их так много, что голоса сливаются у тебя в голове в безумную какофонию. Что бы выбрать? Привычка не думать.
Я слышу крик позади себя: «Беги! Не сдавайся!» Почему я? Я выживу? Я забуду свою историю, имя, фальшивое прошлое.
И я бегу, не сдаюсь. Я верю в свою избранность, в свою искреннюю жизнь. Оборачиваюсь и вижу Я, пляшущего возле большого костра, играющего на бубне. Сквозь ветер и крики животных я слышу его бормотание: «Ты будешь жить!». Я продолжаю бежать, запинаясь об вывороченные с корнем деревья, об трупы животных. Поскальзываюсь, падаю и бегу дальше. Бегу, задыхаюсь, бегу. Ночь, день, ночь. Не останавливаясь. Оказываюсь в городе и тут я не выдерживаю. Острыми искрами рассыпается боль в коленях, я падаю, умираю.
- Я на вашем месте не курил бы так много.
- Остерегайтесь ненужных советов.
Я твердо решаю умереть. Человек без прошлого и будущего, без имени и истории. Я пью горячий чай и курю лучшие сигареты в этом мире. Я люблю жизнь. Только так можно ее любить, зная, что завтра ее уже не будет. Это как долго не высыпаться, чтобы лечь в постель и испытать блаженный миг насыщенности жизнью – теперь ты будешь спать долго. Шепотом слезы: «Вернись».
Не надо любить мою историю, глупую и несуразную, немного танцующую, как отличник на школьной вечеринке. Для чего я вам? Чтобы верить в правильность вашей жизни. Со временем вы смиритесь, и будете жить дальше, без меня. Правильные формы существования.
Что-то позади меня толкает на шаги. Оно кричит мне о привычке жить. «Я постараюсь, постараюсь, постараюсь…» - твержу я в ответ. Не забывай - ты будешь жить. Беги, не сдавайся.
И я бегу, бегу так быстро, как только могу. Несусь на всех скоростях, поскорей бы добежать. Стоп! А куда? Неизвестно.… Хм. Тогда я буду стоять. Так и останусь человеком без имени.

***
Наше путешествие подходит к концу. Еще один город. Гораздо больше, чем все, которые мы видели до этого. Я смотрит на меня, его лукавые глаза ждут от меня признаний. Но я молчу и улыбаюсь в ответ. Серая пасмурная весна, мы невоплощенные надежды друг друга. Я так и не встретил своего сына, а я так не знаю кто я. Нас это уже не волнует. На нас смотрят птицы, с высоты видя, как мы стоим ровно в центре пересекающихся линий на круглой бетонированной площади. Они видят как мы жмем руки друг другу, докуриваем сигареты и едем: Я на восток, а я на запад.

РАДИОВЕСНА

Тягучая гуща воспоминаний. Мне нет дела до тебя, твоей жизни, до твоих мыслей.
Гадания на дымных кольцах. Я хочу прикоснуться к твоим мыслям, к твоей жизни, к тебе.
Я смотрю на твою фотографию, готовясь совершить предательство, увидеть, как пляшут искры изумления в твоих глазах. Это все для того, чтобы началась весна, для нашего нового дня.

Я прошу сделать радио тише. Тяжелый шум наших разговоров не дает мне высыпаться. Вот и все, говоришь трагично ты мне. Это конец.
А я не верю и озираюсь по сторонам.
Бессонница заставлять действовать. Я планирую нашу смерть, не тратя время на сны и выдумки.
Я боюсь выходить на улицу в морозы, давай еще раз покурим, а вдруг за это время наступит весна. Как в прошлый раз.
Радость потери, боль приобретения. Неужели так бывает? - спрашиваю я себя, разыскивая твой взгляд.

Мы столкнулись у перехода в метро. Два атома, с огромной силой притяжения – отскочили, посмотрели, улыбнулись, разбежались.
Кто ты?
Я пошла не оглядываясь, ты смотрел мне вслед.
Мы встретились через пять лет. У тебя, оказывается, есть имя, фамилия, отчество и номер телефона.
У меня пустота и страх перед будущим.
Мы поцеловались, и я спросила тебя: Кто ты?
Кажется, была весна. А еще помню, был вечер и тепло. Ты держал меня за руку, а я смотрела на твои скулы. Как хорошо быть влюбленной.
Когда мы сидели в твоей машине, ты сделал радио тише, и мне стало невозможно дышать от наэлектрилизованного воздуха.

Наша встреча в первый день весны.
Я разыскала тебя среди обрывков воспоминаний, обломков прошлых встреч и радости нового дня.
Ты показался мне неопределенным, рыхлым и лукавым.
Я же предстала пред тобой в сиянии звездной пыли и запахов свежего ветра. Ты удивился и захотел узнать больше.
Здравствуй, любимый. Мне хотелось бы убежать с тобой навсегда в другую галактику, в пространство без времени.
Давай останемся где-то там: утром в машине, где играет радио, летают фантазии и не нужно никуда уходить. А запотевшие стекла спасут нас с тобой от крупных хлопьев снега.
Мы постараемся забыть, что весной у нас вырастают крылья, и мы не можем держаться за руки, летая рядом.
Но мы обязательно вспомним, что сейчас еще зима и поэтому мы можем согревать друг друга обманом.
Ты спешишь жить, уходя от меня. Я замерла, потянулась, глядя в окно, и поставила точку. Так и не встретились две половины, потому что мы забыли загадать желания, ловя снежинки языком.

Еще долго потом я вспоминала тебя. Роняла горячие слезы на твою фотографию и придумывала нашу смерть. Я хотела забрать тебя от твоей повседневности, увести тебя в горы, сбросить со скалы и положить ветку сакуры на твою могилу.
Ты хотел жить, остаться навсегда со своей несостоятельностью и вечным поиском родственной души. Ты плакал в бездушных электронных записках, а я сожалела, что ты не слышишь моего раскатистого смеха.
Я пишу тебе чужие стихи, а ты хочешь казаться лучше, чем ты есть на самом деле. И в этом, возможно, мы точное отражение друг друга.

Семь дней, за которые я подобно Творцу спланировала твой новый мир. Я прокралась в твою душу, украла твои мысли. Я пробовала на вкус твои страхи, придумывая для тебя новые кошмары обычного утра.
Ты ускользал, но все-таки хотел вспомнить о страданиях. А еще ты думал, что я не узнаю о них. Так и жил: боясь и желая одновременно.

Я готовлю прощальный подарок, зная наперед о твоем напускном безразличии. Мне хотелось, что бы ты иногда позволял себе немного боли. Закрывшись в холодной квартире, спрятавшись от незрячих поводырей, ты мог бы вспоминать про себя настоящего.

Мы не встретились в первый день весны.
Я выбросила радиоприемник, а ты растаял среди хлопьев последнего снега.