Инна Дарен

Ода женщине

Она лежала неподвижно, плотно закрыв глаза. Белое платье облегало ее красивую, тонкую фигуру. Молодость, молодость светилась во всем - в грациозности рук, в наклоне головы, хотя кто-то заботливо все время ее поправлял, она лежала ровно, гордая как афинская
статуя. Белый цвет ей был не к лицу, сливался с бледностью кожи и ярко контрастировал с черной копной непослушных волос, бережно собранных кем - то в некое подобие прически. Одним словом она себе не нравилась.
И почему собственно белый? Ах, да, не замужем. Ненавижу условности. Двое детей, но по-прежнему невинная дева. Какая тяжесть в ногах. Почему-то вспомнилось детство. Зеленый луг, обрамленный каемкой леса, утопает в цветах. Сиреневые, желтые, красные. Бегу, что есть мочи сквозь эти цветы. Колючки царапают ноги. Больно.
Бегу, задыхаясь. Почти плачу. Падаю от безысходности, не от усталости, нет, а именно от безысходности. Облака проплывают, сливаясь в неизвестном танце. Даже странно, мое сердце вот-вот лопнет от тяжести, а небо все такое же голубое, приятное, но словно какое-то чужое. Закрываю глаза, жужжит шмель, птицы щебечут. Кто это плачет? Кроме меня на лугу никого нет.Странно.
Помню свой День Рождения. Мне 10 лет. Торт, подарки. Я люблю подарки. Когда родились сыновья, думала, буду шумно праздновать каждый их день рождения. Близнецы.
Как это мне подходит. Вечная двойственность И я и не я.
Выпускной вечер помню с трудом. Школа мне никогда не нравилась. Скучно. Не учить, а заучивать основной девиз школы. Поэтому и детей не сильно напрягала этой
учебой. Была бы сильнее духом, давно забрала бы их из этой рутины. Хотела научить их мыслить. Не просто думать, задумываться, а именно мыслить. Если задумываешься, значит, не знал. А ты знаешь, говорила я Одному, соберись хорошенько и вспомни. Странно, но Другому не приходилось ничего объяснять. Братья, но такие разные.
В институте, жизнь закрутилась. Решила быть как все. Прилежно училась, прилежно прогуливала. Напиться на вечеринке - отлично, первой сдать экзамен – без проблем.
ОН вошел в мою жизнь так же внезапно, как и исчез из нее. Помню, что не было никаких предчувствий. Я увидела Его и уже знала, что это Он.
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- Я искал тебя.
- Я знаю.
Помню, девчонки говорили, что даже не запомнили, как он выглядит. Глупо. А впрочем, не важно. Да кто же это все время плачет?
Мы с ним мало разговаривали. Нам не нужны были слова, чтобы общаться. я не имею в виду романтический ореол влюбленности. Просто людям не нужны слова для общения.
Мы с детьми могли пару дней вообще не произносить ни звука, и при этом не могли наговориться. Да...
Я была на втором месяце беременности, когда Он исчез. Все говорили, не волнуйся, вернется он из экспедиции, поженитесь. Но я знала, что не вернется. Уговаривали
сделать аборт. Третий курс института и вдруг близнецы. Тяжело, мол, не справишься. Смешные люди. Отказаться от них, все равно, что отказаться от себя, забыть, кто
ты и кем являешься. Почему такая тяжесть в ногах? И кто так истошно рыдает? Боже, голова раскалывается от этого крика. Я не плакала, просто сжала покрепче зубы. Врачи
суетились, меняли капельницу, успокаивали. Я закрыла глаза и пыталась вспомнить, как Он выглядит. Вдруг снова очутилась на лугу, полном цветов, совсем как в детстве. Бегу куда-то, колючки царапают ноги, падаю.
Небо голубое и ясное. Чувствую, кто-то приподнимает меня за плечи и что-то шепчет. Так хочу услышать, но слов не разобрать. Ноги налились свинцом, не в силах пошевелиться. Пытаюсь только удержать Его, удержать. Время.
-Давай, девочка. Постарайся, еще немного осталось.
Неужели это тот самый шепот. Медсестра изо всех сил держит меня за плечи. "Мальчики. Близнецы"
Помню, когда сыновьям исполнился год, мы гуляли по осеннему парку. Желтый ковер из листьев мягко обнимал коляску. Обветшалые скамейки, изуродованные годами и сыростью, составляли нам компанию. Серое небо подгоняло зазевавшихся прохожих, словно давало нам возможность побыть наедине. Счастье не нуждается в параде солнечных дней. Единое все, единое ничто. В такие моменты, я особенно остро чувствовала Его присутствие. Дети протягивали вверх руки, и спокойная улыбка озаряла их маленькие лица. Я растворялась в этой невидимой глазу игре, словно и сама могла коснуться.
Как же долго тянулись годы. Именно тянулись. 10 лет, страшно подумать. Мы многое прошли за это время, многое испытали. Я говорю - Мы, потому что я и Они, и Он, мы суть одно. Первые шаги. Люди придают слишком большое значение таким естественным вещам. Первая мысль. Первый вопрос. Однажды, в первом классе, учительница жаловалась, что они практически отсутствуют на уроке. Взгляд у них, как же она
сказала, рассеянно-сосредоточенный. Мне даже смешно стало от такой проницательности. Впрочем, на мой взгляд, Один из них - явный приспособленец, подстроится под любую ситуацию, и как объяснила все та же учительница. Гибкий. Другой - абсолютный идеалист, сидел и часами выводил букву или цифру, пока не получалось нечто похожее на то, что задали. Качества, безусловно, нужные, но разрушительные. Надеюсь, я успела объяснить им, что не существует однозначных понятий Хорошее - Плохое; Черное –Белое.
Не понимаю, у меня никогда так не болели ноги, как сейчас.
Система «Хорошо-Плохо» рождает зависимость от чужого мнения, самую сложную и самую беззащитную категорию неуверенность в себе. Не знаю, что они выберут в жизни, да я уже никогда и не смогу повлиять на их выбор. Ответственность за мысль или действие теперь ложится только на них.
Зачем меня одели в белое, я ненавижу белый цвет.
Обычно он приносит радость, веселье. А я слышу только плач и приглушенные голоса. И снова залитый солнцем луг. Неужели опять вспомнилось детство? Бегу по траве
до исступления, до крика. Сиреневые, желтые, красные головки цветов извиваются под ногами. Странно, ноги уже не болят. Падаю. Небо ясное, голубое, только теперь оно не кажется чужим. Он идет мне навстречу. Я точно знаю, что это Он. Мне хорошо.
-Здравствуй.
-Здравствуй.
-Я ждал тебя.
-Я знаю.

День, которого не было

И наступило утро. Самое обычное утро, с рассветом, с росой на траве, звоном будильников. Кто-то лениво зевал, потягиваясь в кровати, кто-то обжигался
горячим кофе, застегивая на ходу рубашку, а кто-то устало расстилал кровать, представляя, как провалится в сладкий, согревающий мир сна. Этим последним «
кто-то» был я. Я работаю в ночную смену на почте. На первый взгляд
работа не приглядная. Сортирую письма, складываю в стопки, несу на склад. Голубые и белые конверты – местного предназначения, разноцветные конверты - международные – Париж, Лондон, Москва. Сначала, я просто выполнял свою работу. Постепенно втянулся в
какую- то загадочную игру. Меня привлекала магия почерка. Знаете, бывают такие торопливые закорючки, небрежно наскакивающие друг на друга, такому почерку,
как правило, безразлично, какие чернила использовать. Черные, зеленые, красные они жирным пятном наползают на следующую букву, в таких письмах, с трудом можно
разобрать имя адресата. Бывают наоборот – слишком вычурные, даже ажурные буковки, словно разодетые на званный вечер. Но больше всего, меня настораживают ровные строчки, подстриженные под одну гребенку– как солдаты на плацу – сапоги начищены, воротники застегнуты, равнение на-ле-во! И конверты с таким почерком обычно выглаженные, с тщательно приклеенной маркой.
Со временем, я дошел до того, что стал не просто сортировать письма по адресам, но жить жизнью самих адресатов. Знаете, если попадался такой официальный конверт из суда или другого ведомства, я представлял себя на месте подсудимого и переживал всю трагедию
этой ситуации на себе – как правило, приговор был оправдательный, не сажать же себя в тюрьму. Хотя однажды, я даже послал самого себя на электрический стул. Брр, жуткое ощущение. « Подсудимый встаньте для оглашения приговора». Привязывают к стулу, я закрываю глаза и тут слышу « Эй, что с тобой? Уснул? Давай работай». Да, жутко.
Если попадался на глаза обычный конверт местного назначения, я живо представлял себе письмо друга, описывающего свой отдых в лесу – ничего особенного, но все же приятно, не забыл обо мне, написал. Сначала, все было невинно, я имею в виду эту игру с конвертами. Но потом это стало наваждением, другой реальностью. Я не просто выбирал первый попавшийся конверт для своей игры, но отбирал его со всей тщательностью психолога, графомана, собаки-ищейки, если хотите. Важен был уже не просто почерк или качество чернил, важна была энергетика, исходящая от письма, его аура. Раньше, я
увлекался такими вещами- биополе, энергетика. Не очень-то получалось, если честно. Но здесь, я упорно отыскивал конверты, излучающие ту энергию, которую я хотел почувствовать, пережить. Я, как наркоман, жаждал испытать все более яркие впечатления, более острые чувства. Меня стали раздражать перерывы на обед.
Пустая трата времени, пустые разговоры, пустое существование. Жизнь начиналась только за рабочим столом, за магической стопкой не разобранных конвертов.
- Послушай, ты не мог бы подменить меня сегодня. Очень нужно уйти, ребенок
заболел.
Я оглянулся на голос и невнятно буркнул «Нну, ээ». В ответ на мое вежливое мычание, ко мне на стол упала груда разноцветных конвертов. Попивая кофе, я принялся за свою работу. Неожиданно, меня охватило волнение. Это было странно, потому что я уже давно не испытывал внутреннего трепета перед письмами, превратив свои поиски в довольно рутинное дело. Я решил, что это происходит потому, что это была «чужая работа», чужие
письма, понимаете. Они могли бы вообще ко мне не попасть. Волнение не проходило, оно попросту переросло в напряжение. Я был, натянут как гитарная струна, через которую пустили ток. Еще письмо, еще одно письмо. Но что-то должно было произойти.
- Тебя к телефону. Ты меня слышишь? Подойди к телефону.
Письмо, строчка, буква, марка, звонок, голос. Все. Не могу больше.
-Эй, ты берешь трубку или нет?
Я медленно встал, засунул руки в карманы, вышел из стола. Еле слышимый шелест упавшего конверта. А ладно, потом подберу.
- Алло, алло. Я слушаю, говорите.
- Скажите, любезный. Ваш отдел занимается бандеролями?
- Этот отдел занимается только письмами.
- Значит, я ошибся, извините.
(Гудок)
Что за ерунда. Даже не верится, что это со мной происходит. Все, пе-ре-рыв. Я вернулся к своему столу за чашкой и не заметил, как наступил на упавший конверт. Ах, это ты, всего лишь ты. Я поднял письмо и бросил его на стол. До конца смены так ничего и не произошло. Перед уходом домой я приводил в порядок стол и мне на глаза попался слегка измятый, испачканный конверт. Я взял его в руки и закрыл глаза.
Я всегда так делаю, когда хочу «опознать» энергию. Легкое покалывание в пальцах, холод. Да, да, именно не тепло, а холод. Это сразу показалось мне необычным.
Через пару секунд все исчезло. Я внимательно посмотрел на конверт – серая бумага, текст отпечатан на машинке, обратного адреса нет. Ничего не представляющее собой письмо, не вызывающее фантазий, внутренних ощущений. Ничего. Я поставил на нем печать и бросил в общую стопку.
- Спасибо друг. Выручил. Скажешь когда тебе нужно, я отработаю за тебя смену.
-Да, ладно - отмахнулся я.
На столе лежала новая груда работы. Как только я подошел к столу, меня охватило странное чувство. По спине пробежал холодок. В центре стола лежал серый конверт без обратного адреса. Передо мной как будто выросла стена. Я попытался отвлечься, занялся другими письмами, и даже минут на десять забыл о существовании серого конверта. Но вдруг услышал:
- Алло, нет, мы не занимаемся бандеролями. Ничего страшного. До свидания.
Я почувствовал, как меня охватывает приступ паники. Я немедленно поставил штамп на серый конверт и лично отнес его администратору. Постепенно, внутреннее напряжение стало спадать, и я поспешил закончить работу. Думаю, я здорово удивил сослуживцев желанием уйти раньше. Они только- только свыклись с мыслью, что с ними рядом работает такой любитель почты. Думаю, вы догадываетесь, что, придя на работу на следующий день, в центре стола, я обнаружил тот же самый конверт. Если я узнаю, что это чья-то шутка. Я огляделся в поиске скрытых ухмылок, но никто и не думал смотреть в
мою сторону. На меня вообще никто не обращал внимания. Так продолжалось несколько недель. Не поверите, но я настолько к этому привык, что перестал бояться даже леденящий холод письма. Более того, он стал мне даже нравиться. Я представлял себя канатоходцем, каждый день выполняющим свой номер без страховки. Привычный
ужас. Так я определил свои ощущения.
Однажды, я пришел на работу, налил кофе, подошел к столу. Письма нет. Первое, что я испытал, было облегчение, как после долгой, изнурительной борьбы. Я с удовольствием принялся за ежедневную сортировку.
Постепенно, меня охватило чувство обиды. Как будто меня предали, забыли. К концу дня обида переросла в боль утраты. Трудно описать это чувство. Это совсем не так, как когда вы теряете близкого человека, и не так, когда теряете любимую вещь. Нет. Словно исчезла
гармония, радуга цветов, исчезло полноценное «Я».
Трудно было смириться с тем, что письмо больше никогда не появится. Я, словно породнился с ним. Господи, что за бред.
Серый конверт так больше и не попадал ко мне на стол.
Я тщательно проверял каждое письмо у себя в стопке перед началом рабочего дня. Дошел даже до того, что стал приходить раньше всех на работу, чтобы проверить остальные столы. Но нет, его больше не было. Тогда я понял, что превращаюсь в параноика. Нужно срочно что-то делать. Может сменить работу. А как же другие письма. Мои повестки в суд, приглашения на обед, признания в любви. Они же все мои. Я их создал, я ими живу.
- Эй, а ты, оказывается, недобросовестно выполняешь свою работу - услышал я за спиной.
- Конверт валяется прямо у тебя под ногой. Того и гляди, наступишь еще. Я уже знал, что это за конверт. Хватило беглого взгляда, чтобы узнать его. Серая бумага, напечатанный
текст, обратного адреса нет. Дальше, все происходило как в замедленной съемке. Я опускаю руку за письмом и слышу:
-Тебя к телефону. Ты меня слышишь? Подойди к телефону.
Медленно встаю и подхожу к телефону.
- Алло, алло. Я слушаю, говорите.
- Скажите, любезный. Ваш отдел занимается бандеролями?
– Я покрылся испариной
- Нет, этот отдел занимается только письмами.
- Значит, я ошибся, извините.
(Гудок)
Расстояние от телефона до моего стола показалось мне тогда длиною в вечность. Я слышал грохот своих ботинок от прикосновения с полом. Каждый шаг как землетрясение. Сел. Закрыл глаза. Не знаю, сколько времени я так просидел, но когда я открыл глаза, серый конверт лежал в центре стола. Погасили свет, комната опустела. Только я, моя
настольная лампа, мой стол и серый конверт в центре стола. Распечатанный конверт. Рядом с ним лежит серый листок, на котором напечатан текст. Обратный адрес
отправителя. Только адрес. Мой адрес.