Аутин (Сергей Воробьев)

Бульварный роман

Промозглый ветер осенним днем,

И мы на свете опять – вдвоем.

Все, что придумал – уже сказал,

И слезы - в умных твоих глазах.

А я, глотая противный ком,

Скрываю рану под пиджаком.

Тепло и страшно – открылась вновь,

И под рубашкой – густая кровь.

А ты, все видя, решила ждать,

Решила твердо – не бинтовать,

Решила – больше не по пути,

Ждешь терпеливо – когда уйти.

И так стоим с тобой под дождем,

Глаза отводим и молча ждем.

Мессии

Черный холст, кричащий и манящий –

Два предела на исходе сил,

Сквозь круги проклятий и причастий

Крестный ход пустующих мессий.

Запеленутые в кандалы и латы,

Долгих слов зловещую вуаль,

Рекрутированные в жизнь солдаты,

За в крови алеющий Грааль.

В том квадрате, черном, как отрада,

минет путь по выбитой меже

за словами, что сильнее Ада...

На последнем битом рубеже

На громаде, вытоптанной верой,

Выжженной сановностью кутил,

Я стою без памяти и веры,

Без желанья помнить и идти.

Гладиатор      

Бездумно звучащий завет,

Как старый зарок.

Мой шаг остается в траве,

Как шалый порок.

Мой разум под брызгами рос –

На изморось лет,

Как берег, растреснутый врозь, -

Искромсанный след,

Где ветер, несущийся вновь,

Стремящийся вплавь

Сквозь тяжесть прорвавшихся снов

В кошмарную явь,

Мой мозг, приютивший огонь,

Признавший топор,

Как лаской последней ладонь –

В кровавый пробор,

Расколото-гибельный крик

В метанье волос,

Как гнет вороненых квадриг,

Над бездной – вопрос.

***

Чей взгляд захочет проводить

В тот предрассветный час,

Когда настанет уходить

Мгновение для нас?

Кто груз поможет донести

И скажет – Не робей!

Кому последнее – Прости

Промолвим у дверей?

И кто поднимет, не судя,

За нас хмельной стакан,

Когда, по лестнице сойдя,

Уйдем в сырой туман?