***

— Так и общество наше, — говорит мой собеседник протоиерей Геннадий Фаст, — крутится на одном месте, вот-вот его в воронку втянет, потому что решило трудиться, но не молиться.

Геннадий Фаст вот уже восемь лет как служит в Енисейске. Он — настоятель Успенского храма, который с 1946 года по 1989-й был единственным на громадную северную территорию края. С возрождением Красноярско-Енисейской епархии и появлением благочинии, он — благочинный церквей Енисейского округа. Россия от безверия явно качнулась в сторону веры. Только за последний год появилась церковь в Норильске, открылась церковь в Туруханске. По Ангаре зарегистрированы православные религиозные общины — начало будущих храмов, ибо церковь — это прежде всего живые люди, и состоит она не из кирпичей, а из людей. Были бы люди — будут и храмы.

Мы знакомы с отцом Геннадием два года. Впервые вошли в треснувший тогда пополам Успенский храм с Людмилой Винской, когда начали акцию по спасению старины "Мы — родом из Енисейска". И впервые услышали, что разрушенные храмы — это разрушенные наши души. И ничего мы не спасем, если не излечим наши души.

За это время Енисейск чуток распрямился, он посмотрел на свою старину иными глазами, что-то неуловимо доброе произошло с этим благословенным городом. И иногда мне кажется, что молитвами и трудами отца Геннадия восстает из руин "отец сибирских городов", как когда-то зарождался он на крутом берегу Енисея молитвами инока Тимофея — первого молитвенника земли Енисейской; через 26 лет после его молитвенных подвигов был основан Енисейский острог, через 50 лет духовный центр Енисейска и Сибири Свято-Спасский монастырь...

И сейчас многие, возвращаясь из этого города с почти разрушенной стариной, тем не менее говорят: "В нем есть какая-то особая духовная аура". Слово "благодать" нами забыто. Но тем не менее мы все много говорим в последнее время о духовности. Мы вообще много говорим.

Мы спорили о том, что есть дух и что есть душа, а отец Геннадий тем временем, насколько возможно пастырю, исцелял души. Он первым из наших священников вышел с проповедью к людям, когда слово о Христе за пределами церковных стен каралось по закону, он вошел в творческий союз интеллигенции, преподавая основы Закона Божьего жаждущим услышать его. Теперь союз переместился в храм, и по воскресным вечерам здесь звучат "жития святых", акафисты, беседы. Он первым открыл у нас в крае при церкви библиотеку и воскресную школу, когда и за это следовало наказание. Он первым вошел к детям в школьные классы. Сначала к малышам со словом о Библии (теперь уроки эти включены в расписание), а потом к старшеклассникам-выпускникам. Счастливчики, они наряду со школьной астрономией получили уроки о Божьем мироздании — уроки космологии, где христианская точка зрения на происхождение мира подкрепляется современными научными физическими теориями.

Он первым прочел в Лесосибирском пединституте курс "Религия и основы нравственного воспитания", курс "Духовные основы Российского государства" в технологическом институте.

Он первым вошел в тюрьму исповедать и принимать покаяние и — за колючую проволоку в зону строгого режима умягчать ожесточившиеся сердца преступников. Сейчас в зоне строится часовня, служатся молебны и панихиды. И руками людей падших был изготовлен крест, который стоит теперь на монастырском озере близ Енисейска в память о мучениках-монахах, утопленных большевиками. О всех новомучениках российских, в том числе и о последнем нашем монархе Николае Втором и о его семье, совершают молебны в стенах Успенского храма вот уже восемь лет. Когда перестройка еще только начиналась, отец Геннадий первым сформулировал принципы отделения атеизма от государства, направив свои предложения в Москву, что тогда вызвало бурную реакцию и у нас, и за рубежом. Были приняты меры давления на него. Гонения сопутствуют всегда таким людям. За веру был изгнан из одного университета, за веру попросили оставить Томский университет, где Геннадий Генрихович преподавал по специальности теоретическая физика. Сейчас он учится в Духовной академии в Москве, избрав стезю духовного служения людям.

Но даже она не всех устраивает. В 1985 году на Геннадия Фаста завели уголовное дело по двум статьям. С мечтой отыскать в деятельности протоиерея финансовые хищения пришлось быстро распроститься. А вот по политической части (статья 190 — "распространение заведомо ложных сведений, порочащих государственный строй") пришлось подолгу держать ответ в прокуратуре. Но перестройка "набирала обороты", и это спасло.

Духовное возрождение, духовность... Как повелось в нашем мятущемся и расколотом обществе, каждый вкладывает в эти слова свое понятие.

***

— Отец Геннадии, сейчас в интеллигентских кругах пошло веяние такое, что можно стать духовной личностью, не веря в Бога. Такое может быть только в государстве, где 70 с лишним лет распиналась религия. Самое интересное, что люди эти даже не чувствуют, какую несусветицу они несут, ведь дух-то и есть Бог, одна из ипостасей Божьих — Святой Дух. Как написал наш гениальный русский философ Иван Ильин в своем "Манифесте русского движения", только недавно увидевшем у нас свет: "Если бы люди знали, что Бог есть Дух, то они поняли бы, что во всякой человеческой душе веет живое присутствие Божие: в совести, в верности и в храбрости, в смирении и в жертвенности, в знании и в науке, в красоте и в искусстве, в дисциплине и в правосознании, в молитве и в богомыслии..." Но, увы, наши люди, даже очень образованные, не желают этого знать.

— Знакомый постулат: неважно, есть Бог или нет, главное, чтобы ты сам был духовным. Это невозможно. Это все равно, чтоб без солнца был день. Мол, неважно, есть ли солнце, — был бы день; неважно, есть источник или нет, была бы река. Но без источника не бывает реки. И без солнца не может быть дня. И без Бога нет духовной жизни. И духовное возрождение Отечества, о котором говорят, это прежде всего возрождение православия — главной опоры Руси, которую некогда называли святой. Иногда под этим религиозным термином некоторые понимают душевный уровень — мир эмоциональных переживаний. Иногда и к религии обращаются только за тем, чтобы потешить душу, расширить сферу эмоциональных переживаний. Но даже концерт духовной музыки может быть далековат от истинной духовности, и даже лицо духовного звания... "Смысл христианской жизни в стяжании Духа Божия", — говорил в прошлом веке Серафим Саровский и печалился тому, что, увы, в его время этому никто не следовал и мало кто понимал смысл христианской жизни...

Так время какое было! Золотой век... Хотя именно в 19-м веке с выстрелов на Сенатской площади началась новая эра: дух разрушения стал утверждаться в российских умах... А это значит, что обществом стал овладевать дух сатаны, дух повергнутого за грех и гордыню падшего ангела, берущего реванш: "Изгнали меня из рая? А я свой рай на земле построю!" — мотив уже изначально богоборческий... И не кровь ли на Сенатской площади заставила современника декабристов святого старца Серафима пророчествовать о будущих морях крови, которые зальют Россию? Увы, все сбылось...

— Как и предсказания Федора Михайловича Достоевского. Живя уже позже, он видел, во что выливается это бесовство. И разрывалось его сердце православного человека, когда писал он: "Земля от коры до центра пропита кровью и слезами..." И число жертв российских предсказывал — 100 миллионов.

— Немного ошибся Федор Михайлович, сейчас называют цифру 120 миллионов. И то еще не уточненные данные человеческих потерь... Недавно интересную мысль услышала: герой документальной ленты о знаменитой первой строке "Интернационала" размышляет. "Вставай, проклятьем заклейменный..." Это же сатана был заклеймен проклятьем Бога, — говорит он. — Это равносильно тому, что сказать: "Вставай, сатана!" И он встал. И началась кровавая вакханалия разрушения. Но мы устали от него, потому что это противно человеческой природе. И вот вспомнили о Боге, дойдя до края пропасти. Помните, как в начале перестройки после фильма "Покаяние" все стали повторять фразу: "Зачем та дорога, что не ведет к храму?" В тысячи голосов повторяли. О храме заговорили в каком-то едином порыве, опять же каждый вкладывал в это свое понятие, но непременно доброе и высокое.

— В том-то и дело, что перестройка начиналась почти дорогой в храм, а обернулась дорогой на рынок. Свернули. Закрутило нас опять на одном месте. Я как-то лишен торговых интересов, поэтому остаюсь при прежнем убеждении — дорога должна вести в храм.

— Пробираемся мы к нему каждый своими тропинками, раз столбовая дорога на рынок повернула. Но будет ли этот путь к храму главным для России? И от кого это зависит? Может, от отцов Церкви? Она по сравнению с предыдущими десятилетиями обрела наконец-то свободу...

— Дорога эта от всех зависит. Вы знаете, мне очень понравилось, как в одном интервью Патриарх Алексий сказал приблизительно так: "Я все-таки надеюсь, что ко мне когда-нибудь придут корреспонденты и зададут вопрос евангельского юноши, пришедшего ко Христу с вопросом: что же мне делать, чтобы спастись? А то вопросы все о политике да о политике, я, что вам, политический обозреватель, что ли?"

Вы знаете, мы все сейчас слишком заострены на вопросах политики, в том числе и церковной политики. Спасение не здесь. И нельзя путать церковную политику с благодатными основами существования Церкви.

— Я понимаю, но факт остается фактом — политика овладела умами людей. И разве ваш отец — человек глубоко верующий, как вы говорили, не ушел в политику, если 18 лет отсидел по лагерям и ссылкам? Разве вы сами не уходили в политику, если вас забирали по линии КГБ в уже достославные времена перестройки и держали под следствием семь месяцев? Вас преследовали потому, что видели в вас политических противников. Разве не так?

— Так.

— Значит, при всей вашей христианской натуре даже вам не удалось избежать политики.

— Я все-таки претендую на то, что это они меня подводили под политику. У нас есть церковный догмат почитания мучеников, и когда мы собирали материалы, изготовляли и распространяли правду о наших российских новомучениках и исповедниках, то мы руководствовались не политическими соображениями, мы не счеты сводили с Советской властью, мы руководствовались догматом Православной церкви. Там не было никаких политических лозунгов, там было только почитание мучеников.

— Там была правда, и ею вы действительно подрывали устои лживой насквозь системы.

— Видите ли, система только заявила о себе, что она якобы общественная, экономическая и политическая система. В сути ее как раз духовные корни. И суть этой системы — отрицание Бога и боготворчество. Ленин говорил, что азбука всего материализма — это борьба с религией и марксизм должен не просто бороться с религией, но и уметь бороться с нею. Это никогда не афишировалось у нас как основа марксизма-ленинизма, но было основой фактически. Как вы только что говорили, главенствовала идея: отвергнуть Бога и самим построить рай на земле. Что из этого получилось — все видят.

Так что, действительно, в основе нашей системы лежит самая страшная ложь: отрицание Бога, а от этой лжи уже вся остальная. И тогда действительно всякий верующий становится политическим противником...

— Не случайно же утверждение нового строя началось с физического уничтожения священников. Более 250 тысяч за полтора года, с 1917-го по 1918-й — эта цифра о многом говорит. Притом не просто убивали, а издевались, мучили, распинали, как распяли красные партизаны священника Новочадовского в селе Талынском Ачинского уезда, вбивая ему, как Христу, костыли в руки и ноги.

— В Древнем Риме, кстати, первохристиане тоже приговаривались к мучениям и смерти как нарушители гражданского закона и шли по политической статье. Один из императоров даже поставил в пантеоне богов статую Христа — пожалуйста, кланяйтесь, молитесь. Но и другим богам — тоже. А они признавали Богом только Христа. В ранг государственной политики было возведено почитание императора как божества в прямом смысле этого слова, был даже государственный праздник жертвоприношения императору. А христиане отказывались эти жертвы приносить, так как опять же признавали одного Царя Небесного, за что их и распинали как политических преступников. То же самое случилось в России. Вождь нашего государства был фактически объявлен божеством, он был "живее всех живых", он "жил, жив и будет жить" и т.д. То, что он был обожествлен, этого даже коммунисты сейчас не отрицают. Они сотворили, вопреки заповеди Господней, кумира, кланялись ему, а христиане, которые в силу своих религиозных убеждений кланяться ему не могли, становились противниками, подрывающими устои новой государственной системы.

Едва ли существовала когда-либо политическая система, которая так претендовала на идеологическое и даже духовное господство в обществе. Естественно, при таком подходе каждый христианин — преступник.

Но все-таки политиком в буквальном смысле этого слова, то есть человеком, который борется с властью за свою власть и устанавливает ее, я никогда не был, я от этого сознательно всегда уходил. Тут для меня слова Христа "Царствие Мое не от мира сего" святы.

— А вот в 1917-м политика все же взяла верх, вызрел тот дух разрушения. Даже странно, как это случилось в большой православной державе...

— Не выдержали испытания, ведь православная вера очень требовательна к человеку. "Отдай сердце свое" — требует она. Это не идеологическая надстройка к базису, не добавка и бесплатное приложение к жизни. Это — основа человеческого бытия, главное, в для чего сотворен Богом человек.

В человеке объединяется тело с его материальными зяпросами, душа — с ее душевными запросами, с потребностью в науке, в искусстве, в литературе ...и дух, дарованный нам Богом и неудержимо рвущийся к Богу. "И не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе" — писал святой Августин. И беда, если человек захочет поставить тело на первое место.

В 1917-м был вновь распят Христос. На этот раз в России, массовым отступлением от Него и восстанием против Него. Ибо каждый наш грех — это, гвоздь в тело Христово, каждая худая мысль — шипы тернового венца, вонзавшиеся в Его Пречистое Чело.

В день Его распятия на Голгофе солнце скрыло свои лучи и померкло. Тьма окружила землю. Стало невыносимо жутко, пусто, темно. И когда испустил Он дух свой, содрогнулась земля. Отверзлись гробные пещеры. Открывшиеся скелеты давно погребенных там покойников пугали случайных прохожих. Так и у нас в 1922 году открылись гробы святых. Мощи их выставляли в музеях, их вышвыривали на улицы, а потом и вовсе забыли. И только случайных людей (например, туристов в пещерах Киево-Печерской лавры) пугали эти обнаженные кости. Но вот уже 259 лет нетленны мощи нашего земляка святителя Иннокентия Иркутского (бывал он, кстати, и в Енисейске). Не истлела его плоть, даже внутренние органы остались целы и нетленны. И это несмотря на то, что 74 года после погребения тело его находилось в земле, а после 1922-го, после надругательства, — в запасниках Ярославского музея. И вот год назад вновь обретенные мощи святителя вернулись в Иркутск. Они при свечах ночью были встречены верующими на железнодорожном вокзале...

— А разве не Божье знамение в обретении мощей Серафима Саровского (которые тоже укрывались в музейных фондах), и в недавнем крестном ходе по случаю возвращения их в самом сердце России!

— Более полутора веков назад преподобный Серафим говорил о своем исчезновении и что потом вновь вернется — в Дивеево, в село близ Сарова, где подвизался преподобный старец, где основал женский монастырь. И говорил, что будут называть Дивеево не по названию места, а по всемирному Диву. И вот случилось это Диво великое...

— Значит, все-таки какие бы пути-дороги нам ни указывали, возрождаемся мы духовно, обретаем Бога в душе.

— Я верю, что новая жизнь зарождается на нашей многострадальной российской земле в прахе и руинах. Снова зазвучало Слово Божие, пробиваются в наших сердцах ростки веры. Вспомнили о том, что лежит в нашей лодке весло с надписью "молись". Только сколько искушений ждет нас на этом пути...

Из проповеди протоиерея Геннадия Фаста

***

— Как после некоторого кошмара все начинает расставляться по местам. Мы возвращаемся к глубинным Корням древа нашей жизни, мы начинаем видеть его крону в высоте. Не просто ствол без начала и конца. Мы пробуждаемся...

— А спросонок слышим крики, свобода слова сделала их многообразными. но к чьему голосу прислушиваться? Уже религия в почете, именем Христа прикрываются левые и правые. И вроде бы радоваться надо тому, но стоило написать мне материал "Суховеи иссушают душу", как тут же пришли письма. Мягко говоря, люди не понимают, что такое покаяние, и каждый считает, что ему не в чем каяться.

Более того, появилась в Красноярске партийная газета, которая беззастенчиво может поставить молитву, а рядом нескрываемый призыв к продолжению классовой борьбы, к диктатуре. И все это вместо покаяния за содеянное людям зло. И при этом утверждается из номера в номер, что коммунистическая мораль не расходится с христианской. Так с именем Христа вспрыскивают в онемевшие наши души очередную порцию яда ненависти. И иногда наступает отчаяние: ну сколько еще можно лгать людям и сколько можно распинать Христа?

Христос принес проповедь не классовой борьбы, а классового мира. Ни раб. ни свободный, ни варвар, ни иудей, ни мужеский пол, ни женский, но все и во всем Христос, — так говорится в Священном писании. А Христос есть любовь. Всякая проповедь насилия, злобы, ненависти глубоко противоречит основам христианства. И если в обществе сейчас нарастает стремление решать наболевшие вопросы силой, через кровь и оружие, если звучат даже угрозы в адрес партократов, то, как ни прискорбно для коммунистов, но сбываются слова Священного писание, которые и по сей день живут в народе: что посеешь, то и пожнешь.

Коммунистическая партия пришла к власти кровным путем, утверждалась кровным путем, существовала кровным путем — все это и вызывает теперь такую реакцию. Но мы должны понять, наконец, что никого уничтожать не надо — это противно Богу. Ответить злом на зло, значит, удвоить зло. И дай Бог нашему народу мудрости осознать это.

— Значит, примирение?

— В том, — то и дело, что примирения без покаяния не может быть. Сколько деяний совершено, в которых надо каяться, а мы ими до сих пор гордимся...

Мы лукавим, мы говорим, что беды нашего общества произошли от того, что наверху были плохие коммунисты, что Сталин был плохой, Берия еще хуже... Сейчас вот многие говорят, что Ленин плохой. Но дело совсем не в том, хороши были вожди или плохи. Это были люди. А причина бед глубже: она в сути учения, которое делит общество на классы и проповедует борьбу этих классов, фактически стравливает людей. Вот в этом необходимо, покаяться, то есть не просто признать вину того или иного человека, а признать греховность самого этого учения! Что после этого останется от учения, не знаю... Видимо, ничего от марксизма не останется.

А вот коммунистическое учение — вопрос другой. Да, здесь есть перекличка хотя бы с первыми христианскими обществами, где всякий принимающий крещение продавал все, что имел, в том числе и богатые люди, и приносили они все, что выручали от продажи, к ногам апостолов. Апостолы распределяли общее имущество между членами общества. Но есть принципиальная разница: в христианскую общину верующий отдавал то, что имел, по любви, добровольно, а в марксистском варианте идет насильственное отъятие того, что имеет другой.

— Существенная разница...

— Кстати, Томас Мор — автор утопии — предшественницы коммунистического учения — был католической церковью причислен к лику святых как мученик. Любопытный факт.

Идея братства, совместного жительства воплощена христианством в монастырях. Принявший постриг и вошедший в монашескую общину ничего не имеет сам. Все в монастыре общее: и молитва, и труд, и имущество. Но делается это опять же добровольно, по любви, ради Бога. У нас "строили" коммунизм против Бога враждой, насилием и кровью. И в этом необходимо покаяние...

— Получается то же самое, что с духовностью: слова те же, а смысл в них разные люди вкладывают совсем разный. Для них, тех же псрвостроителсй коммунизма на российской земле, равенство — уравниловка. Для вас — равенство перед Богом. Для них "братство борьбы и свободы" — так в песне поется, для вас братство во Христе, и не в борьбе оно созидается, а в любви и милосердии...

А уж насчет свободы тут и намека нет на общность с коммунистической идеей. Свобода нсбезотноситсльна. Вот благодаря перестройке мы получили с вами свободу обмениваться мыслями, высказывать, веровать, т. е. нам вернули нормальные условия, в которых и должен жить человек. Прекращается тоталитарный режим. Это отрадно? Отрадно. Но отчего же все хуже и хуже нам? Да от того, что дали нашим людям и свободу грешить: общество захлестнули спекуляция, порнография, преступность. Чуждое входит в нашу жизнь, окончательно губит ее.

Церковь же проповедует свободу только в Боге, т.е. свободу творить добро. А свободу грешить она категорически отвергает. То же самое и равенство. В нашем понимании это — равенство души в своей совести перед Богом, никому в том нет никакого преимущества. Бог будет судить по совести, и все равны перед Ним.

А в жизненном устройстве церкви — не равенство, а иерархия: от послушника до епископа и главы ее — патриарха. Как и в семейной жизни христианина, глава семьи — муж...

И ответы на все эти вопросы нашей запутанной жизни есть — в Евангелии, надо только читать его сердцем, и будет откуда черпать силы.

— Как сказал кто — то из богословов, оно при своей простоте, как карта звездного неба: чем больше всматриваешься, тем больше открываешь звезд. И необъятна, как вселенная...

***

И вот мысли уносятся в седую древность, в год, канувший в Лету еще девятнадцать веков назад. Девяностые годы (может быть, именно 91-й?) первого века нашего летоисчисления. Остров Патмос. Апостолу Иоанну Богослову, сосланному сюда за проповедь христианства, является Иисус Христос и трубным голосом говорит: "Я есть Альфа и Омега, Первый и Последний..."

Из проповеди протоиерея Геннадия Фаста. 1992 г.

И снова притча, скорее всего, легенда. Древние римляне верили в птицу феникс. Приближаясь к смерти, она делает себе гнездо, в котором и умирает. В том гнезде из согнивающсго тела рождается червь. Он питается влагой распадающегося тела, растет, оперяется. И вот уже новая птица феникс слетает с гнезда, летит из Аравии в Египет в Илиополь — город Солнца. И стала птица феникс с давних времен священным символом смерти и воскресения...

Так легендарная птица феникс стала реальностью. Из праха явилась жизнь. Смерть породила Воскресение.

***

— Нет, — говорит отец Геннадий, — сегодняшняя наша страна, наша душа — гроб отверстый, пугает костями прохожих. Нагрешили, святыню осквернили, веру потеряли, хозяйство развалили, дедов и отцов своих забыли. Но трясется земля, гробы уже не запечатаны. Еще прах. Еще червь в гнезде бывшего феникса питается влагою трупа. Но скоро проступят перья. Скоро полетит новый феникс в Илиополь — Город Солнца...

— А те, кто вскрывал гробы наших святых, выставляя их на поруганье? Где они?

— Они, как те воины при Христовом Воскресении, как мертвые, пали, а теперь всюду бегают и распространяют ложь о Христе и о святой нашей Руси. А святые уже воскресают. И воскреснут…

— Чем больше я думаю о судьбах России, тем больше одолевает идея христианского государства, крепкого, с Божьим помазанником — монархом во главе. Одно смущает: нельзя время поворачивать вспять.

— Это не такая уж однозначная идея. Я бы не согласился делать из нее догмат. Дело в том, когда церковь становилась господствующей в государстве, это не всегда было лучшим периодом его существования. Не лучший получается результат, когда церковники начинают заниматься делами мира сего. Возьмем примеры Запада, когда папы раздавали короны и ставили себя выше королей, то есть становились опять же владыками мира сего. Тут я полностью согласен с Достоевским и его легендой о Великом инквизиторе. Это подмена Царства Божьего на царство земное…

— Вы не монархист по убеждению?

— Я христианин по убеждению. А монархия… если ей быть значит, быть, но это, повторю, все-таки не догмат. Была куда лучшая форма правления — прямая теократия. Возьмите почитайте Книгу Судей Израилевых. Там не было царей. Господь сам избирал Святым Духом людей, они именовались судьями. Через них Господь управлял народом. Он был главой государства. Так существовал Израиль не менее двух веков, но кончается Книга Судей Израилевых словами: "И творил каждый, что хотел…"

— То есть и тогда верх взяла власть толпы — охлократия. Мне кажется, мы прямо рвемся сейчас к этой проклятой в веках форме правления.

— Господь сказал тогда последнему судье Самуилу: "Ты не скорби, они не тебя предали, а Меня". Ну что ж, Бог создал человека свободным. И поскольку требовали израильтяне царя — получили они его. Но это иная, низшая форма правления, для более высокой человек оказался слишком греховен и слаб. Не потянул и сошел на ступеньку ниже.

Если вы хотите знать, кто я по убеждению, то я теократ — сторонник Богоправления.

Но Господь и в Ветхом Завете, и в христианской истории освятил монархический строй. И в действительности реальной, это оказался наиболее оптимальный вариант нашего жизненного устройства. Мы имеем сейчас власть, избранную народом. Но спасение России придет от власти, которая будет еще и боговенчанной.

Россию спасет не народ, а Бог. И одним из орудий этого спасения может стать Богом венчанный помазанник — монарх.

— Вы верите в возвращение монархии в России?

— Этого я не знаю.

— А в то, что она возможна у нас?

— Думаю, что возможна, но для этого должно произойти событие, по внутренней силе равноценное, скажем, тысячелетию крещения Руси. Ведь это был не просто юбилей, от юбилеев мы устали, они нам надоели. Это было событие, которое изменило сознание людей, их отношение к церкви, к вере. Теперь нужен еще один такой виток, чтобы люди пришли в церковь, следующий шаг. Уверен, не может быть православной монархи и в неправославном народе. А наш сегодняшний народ еще не православный. Если это случится сейчас, то будет насмешкой и над православием, и над монархией.

— Но ведь процесс христианизации начался. Как говорил патриарх, Россия крестится во второй раз...

— Да, процесс этот идет. Но мне кажется, без какого-то нового качественного витка он может перейти в очередную хроническую болезнь. Нужно еще что-то, какой-то толчок. Хотелось бы, чтобы этот толчок не был бедой, катастрофой, войной. Но я не знаю, сумеем ли мы по-хорошему. Если не сумеем, как бы нам опять не тем путем пойти.

— Что любопытно, недавние атеисты уже не отрицают огромного влияния религии на жизнь, но подходят к ней, я бы сказала, чисто атеистически и утилитарно. Как-то с нами, журналиста, встречался один деятель краевого масштаба, так он прямо и заявил: православие нас не устраивает, а вот протестантизм — вполне. Что ни процветающая страна, то протестантская. И примеры привел убедительные. Так что, увы, отрекаемся мы от своей тысячелетней истории по-прежнему. Я давно хотела спросить вас, воспитанного в протестантской вере с детства и все-таки ушедшего в православие, так уж ли безопасны такие рассуждения наших новых деятелей для России?

— Мне кажется, это и есть наше очередное испытание. Да, протестантизм по сравнению с безбожием это, конечно, ближе к Богу. Но там все движется в горизонтальной плоскости. Мне один их пресвитер говорил: мы освящаем и благославляем труд, брак, семью, бизнес... И действительно, они — духовная основа процветающего Запада.

А православие — это путь вверх, путь к Богу, это аскетика, это монахи, подвижники, отшельники, это второстепенность материальных благ. Нас даже упрекают те же протестанты: вы, мол, сами создаете такое направление, которое не может привести общество к процветанию. Рассуждения такого толка и вопросы, насколько мне известно, адресовались и Ельцину. Мол, сейчас для вас православная церковь хороша, ибо говорит всю правду о коммунистах, о тоталитаризме, но когда дойдет до дела, вы поймете, что с такой церковью вам не по пути. То есть опять же о том, что дорога к храму и дорога на рынок — это разные дороги. Ельцин ответил так: мы этот вопрос урегулируем. Да, позиция...

Но ведь была православная Русь, была. И не была она уж такой нищенствующей...

— Слава Богу, в пятерку ведущих держав входила по росту материального благосостояния, по национальному доходу и перспективы были самые радужные...

— Православие прежде всего ориентирует человека к Богу, к духовным ценностям и не может объявить первостепенным значение благосостояния. И наша церковь не может быть вроде приправы: перцу добавили, соли подсыпали... Если новые лидеры будут смотреть на церковь, как на средство, которым можно разукрасить материальную жизнь, то наши дороги, действительно, разойдутся. Духу православия просто претит погоня за материальным богатством. Как Соломон молился: "Не дай мне богатства, дабы не прицепило сердце, не дай мне нищеты, дабы не стать вором..." Православие не борется с плотью, оно борется с похотью плоти. А как последний оптинский старец Нектарий предрекал: "Русь еще возвратится, и будет вера православная, и будет Русь духовно крепка, но материально небогата".

Мы говорим "процветающий Запад", а сколько страшного, бездуховного в его жизни, он же процветания в полном смысле этого слова так и не добился...

— Тут мне вспоминаются слова лидера Союза духовного возрождения Отечества Михаила Антонова. Он вообще говорит о всепланетном кризисе, кризисе всего человечества как плате за безбожие.

— И тут, конечно, протестантское, католическое наступление, экспансия — это беда для России. Это очередное великое испытание. Потому что это окончательный подрыв духовности, русскости, если хотите. Это очередной раз потерять свое лицо и свою душу.

— Сколько же можно!

— Вот почему главой нашего государства мыслится прежде всего православный человек, который не на Конституции будет присягать, а будет читать Символ веры. А новые бизнесмены будут, конечно же, искать духовную основу в протестантизме. Он гораздо удобнее, практичнее. Вряд ли православие им придется по вкусу.

— Но какие купцы строили храмы, в том же Енисейске, какие были среди них истинно верующие православные люди, как милосердны были их дела. Значит, возможно все-таки и такое сочетание?

— Да, гармоничное сочетание духа, души и тела возможно. Но не надо забывать Апокалипсис. Весь мир должен прийти, концу. И царство Антихриста должно быть..

— Господи, да разве не антихристы были все эти годы?!

— Ну вот... Вы как те старообрядцы, что у меня были. Один из них пробыл в лесу 10 лет здесь, на Енисее. И вот он, путешествуя, прибыл ко мне. Дал мне книжку, которую сам написал, — толкование на Апокалипсис. Там одна идея, что никониане, то бишь мы — антихристы (мы и никониане, мы и сергиане, а то что веру сохранил в народе Бог через оплеванную ныне Московскую патриархию — не в счет). Я не стал с ним спорить, он просто три дня побыл в Енисейске, у меня ночевал в доме, побывал на службе. На третий день я говорю ему: "Скажи, Стефан, я сильно похож на антихриста?" Он рассмеялся и махнул рукой.

А если б я в первый день доказывал ему, что я не антихрист.... (смеется). Но достаточно ему было трех дней, и он увидел верующих людей, не антихристов, а христиан, которые тоже молятся, тоже спасаются. А сейчас такое средостение между людьми, что...

— Нет, я все-таки хочу знать: разве не царство антихриста было у нас полное и безраздельное?

— Царство антихриста только завершится тем Антихристом, которого предсказали Апостолы, пророки и священные отцы. А шло оно и идет веками. Конечно же, то, что произошло на нашей Руси, было царством антихриста, но только не его самого. Так же, как задолго до Христа были пророки и праведники...

— Предтечи...

— Да, так и это были предтечи Антихриста, все эти Ленины, Сталины, Гитлеры, Мао, Пол Поты, Хусейны и прочие...

— Значит, нужна почва, на которой должен произрости главный Антихрист?

— Конечно, и сейчас почва для этого довольно неплохая.

— Вы так думаете?

— Думаю.

— Почему?

— Почему? (Вздыхает). Атеизм свою историческую роль выполнил, он сходит на нет и уйдет. Возможны, конечно, какие-то временные всплески, успехи, но историческая его роль исполнена. Ведь какая у него была задача? Веру разрушить, дух, убрать духовность и объявить первичность материального начала. Так что исторически атеисты за 200 лет, начиная от французских просветителей, эту функцию выполнили. И — надо их похвалить — довольно успешно. Вера разрушена, душа разорена, духовность отнята и попрана. А теперь людей, которых всегда настраивали на то, что материальное благосостояние — высшая цель партии, и на то, что материя первична, лишили не только ложных идеалов, но даже маломальского материального благополучия. Учтите, духовности они не имеют. В таком случае им, конечно же, грозит опасность стать зверьми, которое будут готовы на все, вплоть до того, чтобы опять кровь пролить. И она уже льется. Но от крови все немного устали. Ее боятся. Вот в таком состоянии люди всегда ждут мессию.

— Я поняла так, что эта особая человеческая порода уже выведена?

— Да. И православная церковь, которая призывает такого человека к Богу, к покаянию, к вере, к неустанному духовному, телесному труду, она ему чужда. И вот когда придет тот главный Антихрист, который даст им то, что они хотят, — хлеба и зрелищ. Они примут его, а если еще и лечить будут какие-нибудь экстрасенсы, когда для лечения не нужно никакого усилия — только глаза закрыть, то они ему поклонятся, как Богу.

— Снова иллюзия рая на земле?..

— Да! Есть замечательная работа русского философа Владимира Соловьева "Повесть об Антихристе. Три разговора", для нецерковного интеллигентного человека лучше работы не придумать. Там сроки даны: первый год — мир установить, второй год — накормить, третий год — дать зрелищ, т.е. культурную программу, а задача четвертого года — религиозная: поставить себя Богом и все религии объединить.

— То есть если его предшественники объединяли пролетариев всех стран, и чтоб между ними никаких различий, то этот — религии?

— Да, нечто вроде нынешнего экуменического движения за создание общемировой религии. И чем раньше наша церковь прекратит эти экуменические дела, тем лучше, а то дело пошло до прямого нарушения канонов Святой Апостольской Церкви и составления совместных молитв. Так вот, эта религия нужна Антихристу для того, чтобы, объединив всех, выдать себя Богом. И вот на этом, по Соловьеву, он и обломится, обрежется. Великолепно раскрывает Соловьев эти три с половиной апокалиптические года Антихриста, как развлекает он человечество чудесами (лжепророк изображен восточным магом). А к ним — этим нынешним магам и экстрасенсам — валом валят люди...

— Да, но если вспомнить Евангелие, Христос не запретил исцелять, когда ему сказали, что кто-то ходит и так же исцеляет, как и Он.

— Чуть-чуть не так. Он сказал апостолам "если не с вами, но именем моим", пусть исцеляет, именно именем Христа. Таковыми целителями были святой Пантелеймон, Антоний Великий, Макарий Великий, многие подвижники, некоторые из них даже не были в сане священника.

— Но, если грубо говорить, они ведь тоже были экстрасенсами...

— Ни грубо, ни ласково, никак, абсолютно не были экстрасенсами! Они исцеляли именем Христовым. А экстрасенс, по-русски говоря, это колдун, а колдуны исцеляют не именем Христовым — вот в чем суть.

— Но они, не ссылаясь на Христа, говорят, в сущности, все заповеди Христовы, призывают к добру...

— Заповеди Христовы вошли и в Моральный кодекс строителя коммунизма. Ведь антихрист не от слова "против", а от слова "вместо".

— Вот оно в чем еще искушение!

— И последний Антихрист придет не против Христа, а вместо него. В том-то и весь соблазн, и все искушения. И, как пишет Соловьев, — многие будут довольны. Разница в том, что большевики пришли к православному люду, и много было таких, кто сразу же увидел обман, и крови надо было много пролить. А Антихрист уже придет к поколению, потерявшему все ориентиры. И если у нас десятки миллионов жизней положены, не принявших учения Маркса — Ленина, то здесь мир будет практически готов к встрече Антихриста, внутренне готов.

Вот сейчас пришел бы кто, дал бы хлеба, зрелищ да еще исцелял экстрасенсами. Да наши люди его не только в президенты, они его в короли, в кого угодно изберут. Если он скажет: "Я — Бог, скажут: "Нехай Бог". Все как в Апокалипсисе написано: "Кто как сей?". Ну были попы — бесполезно, были коммунисты — бесполезно, еще кто — то был — никакого проку. А вот пришел он, и все есть. Антихрист приходит именно как обольститель. Во времена святой Руси такой не мог прийти, его бы отторгли как нечто неприемлемое и чуждое...

— Я думаю, что люди духовно ищущие не проникнутся чувством обреченности от этого нашего разговора об Апокалипсисе. Человек и при Антихристе будет свободен в выборе — душу ли спасать или тело тешить, Христу ли поклоняться или очередному кумиру.

А если говорить об Отечестве, то я верю, что воскреснет птица феникс, наш финист — ясный сокол, что взовьется она еще в небесные выси, и не одну душу поможет спасти от гибели.

Хоть не избежали мы в своих беседах политики, думаю, вопрос того евангельского юноши — в чем наше спасение? — был все-таки и задан. И ответ на него получен.

— Как в 70-е годы одиноко, но громко, словно глас в пустыне, вещал в своих проповедях священник Дмитрий Дудко: "В России Голгофа, в России будет и воскресение". Сбывается. Вот уже слышатся колокольные перезвоны, которые всегда были зовом Вечного. Тысячи приходов открылись в стране, только за последнее время понадобилось более восьми тысяч священников... Да будет благословение на тех, кому дорого Отечество, дорого возрождение духовной жизни — наше всеобщее Воскресение.

12 июля 1991 г. День славных всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла